Телеграм канал Храма

Читать в Твиттере

Рубрика: Публикации

Ожить в горе

«Вот твоя боль, так пускай она станет крылом…» – это строка из известной песни Бориса Гребенщикова.

Думать о боли, как о крыльях, из глубины горя невозможно. Но проходит время, и возникает созвучный вопрос: «Есть ли у горя хоть какой-то смысл?» Ответ на него непросто найти даже верующим. Психология, меж тем, видит горевание как работу, у которой есть свои большие цели и приобретения. 

Священник и врач Антоний Сурожский говорил: «Горе и радость, эти два великих дара Божиих, часто бывают моментом встречи с самим собой, когда мы оставляем все свои уловки и становимся неуязвимыми, недосягаемыми для всей лжи жизни… Мы так не привыкли быть самими собой в сколько-нибудь глубоком и подлинном смысле… Однако все мы знаем, что бывают моменты, когда мы более, чем обычно, приближаемся к своему подлинному “я”; эти моменты следует замечать.., чтобы хоть приблизительно раскрыть, что же мы представляем собой в действительности… Как говорит Полоний в “Гамлете”: “Верен будь себе; тогда, как утро следует за ночью, последует за этим верность всем».

Опыт множества психологов, работавших с сотнями горюющих людей, привел их к выводу, что время скорби по любимому человеку – это время встречи с самим собой и «самонастройки», когда мы как-то устраиваемся в изменившейся жизни, и эта работа выводит скорбящего на новый уровень развития. Или лишает его сил и жизни, если тормозится и искажается.

«Как команда «обновить страницу» в браузере, смерть любимого обновила меня, а следом и мою жизнь. Я поняла это года через два после трагедии. Вокруг меня не осталось ничего бессмысленного, бесполезного, ненужного – даже по мелочам, даже на рабочем столе. Люди, время, работа, вещи – либо наполнились ясным смыслом, либо развеялись без сожаления».

Задача горевания состоит не в том, чтобы отказаться от отношений с усопшим, а в том, чтобы найти для него в своем внутреннем мире такое место, которое позволит сохранить с ним связь, не заглушая, не останавливая движение жизни.

«Помню, как прочел слова, обращенные к горюющему отцу: “[Дочь] была и всегда будет твоею радостью. Для нее в этом и заключен смысл». Я почувствовал в них правду! Я не хочу превращать любимую жену в источник моих страданий. И буду радоваться ей, как радовался всегда, буду говорить ей «люблю», заботясь о людях вокруг».

Работу горя можно считать завершенной, если человек обретает способность направлять большую часть чувств не к ушедшему, а к другим людям. Когда он становится восприимчивым к новым впечатлениям и событиям жизни и может говорить о потере без сильной боли. Когда он освоился в своем новом положении и вокруг него появилось новое окружение, которое поддерживает его, но и разделяет скорбь.

Самое ценное, что мы можем приобрести, выживая среди горя, это – опыт внутренней правды о себе. Ведь потрясение открывает нам наши глубины, с которыми мы не соприкасаемся в обычной жизни. Горе показывает меру любви и верности, хрупкости и уязвимости. Оно показывает, к чему мы устремлены, во что мы верим на самом деле. И опыт такой встречи с собой может стать поворотной точкой в нашем развитии.

«Мой отец умер через три месяца после смерти мамы. Я не знала, как могу любить родителей – забыв себя, всем сердцем беспокоиться о их посмертной участи, беречь их память, быть верной этой памяти. И я не знала, насколько верю в Бога. Однажды в состоянии «ни вздохнуть, ни выдохнуть» я увидела икону Успения Богородицы. Мужская фигура стояла перед лежащей в гробу женщиной и держала на руках младенца. Это была Душа Богородицы. В этот момент я очнулась: О чем я терзаюсь?! Смерти нет, родители – с Богом. Он вышел встретить их, Он держит сейчас их измученные души, вот точно также, обнимая, на руках… Я люблю их, и потому радуюсь за них и с радостью отдаю их Богу»

Фото: Unsplash.com

Фото: Unsplash.com

Дело, которое нужно делать

Термин «работа горя» предложил психолог Зигмунд Фрейд для описания внутреннего и внешнего приспособления, которое нужно совершить человеку после утраты.

В чем же состоит эта работа? В том, чтобы печалиться о том, кого мы потеряли. Но она дается нам сегодня с большим трудом.

Известный психолог В. Волкан пишет, что мы живем в культурной среде, которая отрицает смерть. Вместо того, чтобы повернуться лицом к собственной уязвимости и признать тот факт, что мы можем терять и быть потерянными, мы превозносим стойкость и призываем тех, кто перенес утрату, мужественно стиснуть зубы, дабы не дать вырваться из их уст крику боли и отчаяния.

Из-за таких культурных установок мы все предрасположены к осложненному и отсроченному гореванию. Часто мы предпочитаем такой подход: «Алкоголь – в себя, себя – в руки!», пытаясь найти замену утраченному в дурманящих состояниях.

Некоторые люди могут с головой уйти в работу, чтобы не задумываться о своей скорби. Другие доводят себя до изнеможения разными занятиями, будучи не в состоянии сказать, что и кого они стараются таким образом забыть. Некоторые отправляются путешествовать, желая новыми впечатлениями и отношениями развеять скорбь.

Конечно, и работа, и путешествия могут действительно поддержать горюющего, при условии, что… не будут мешать ему горевать.

Работа горя начинается тогда, когда мы принимаем факт утраты. Но если его отрицание растягивается на годы, переживание горя останавливается.

От маленькой печали – к большой

Расставание – это работа, и для ее совершения очень важно, было ли успешным развитие человека в прошлом. Проще говоря, научился ли он расставаться.

Наша жизнь – непрерывная череда перемен, разлук и новых встреч. И всякий раз нас охватывает беспокойство, стоит только представить, что наши отношения с любимым человеком могут прерваться или мы можем его потерять. В этот момент мы чувствуем всю силу своей в привязанности к тому, кого любим.

Любой ценой – и жизнью бы рискнули,
Чтобы не дать порвать, чтоб сохранить.
Волшебную невидимую нить,
Которую меж ними протянули.

Вслед за Владимиром Высоцким эти слова мог бы повторить каждый из нас.

Любая потеря или даже разлука в какой-то форме вновь вызывает к жизни воспоминания о прошлых потерях, пробуждает в нас чувства, которые мы уже когда-то пережили.

И от того, как мы справляемся с житейскими разлуками, переменами и расставаниями, адаптируемся или нет к таким утратам, зависит течение нашей жизни.

«Моя депрессия показывает, что я не умею терять…» – пишет о себе психолог и философ Юлия Кристева.

Неразрешенные потери, или горе, которые мы не пережили, связывают нашу душу и тело, останавливая движение жизни, вызывая оцепенение и бесчувствие, за которыми стоит большая боль и кажущееся бездонным отчаяние. Это и есть депрессия, именно она обрекает человека на безжизненное существование и немоту.

Задачи горя

Митрополит Антоний Сурожский часто повторял горюющим людям, которые приходили к нему за поддержкой:

«Мы должны быть готовы встретить горе, тоску, смотреть в лицо всему, что происходит внутри нас самих… Мы должны признать, что любовь может выражаться и через страдания, и что если мы утверждаем, что действительно любим того, кто ушел из этой жизни, мы должны быть готовы любить человека из глубины горя и страдания, как мы любили его в радости, утверждая его этой радостью общей жизни. Это требует мужества»

Психолог Дж. Вильям Ворден сформулировал четыре задачи, с которыми предстоит справиться горюющему.

1 – признать факт потери, ведь, понятно, что невозможно начать горевать, пока мы его не примем.

2 – переживать боль потери и все сложные чувства, которые сопутствуют утрате.

3 – понять, что человек потерял с уходом любимого, и как он может это восполнить. Стремясь сохранить близость с ушедшим, мы неосознанно стараемся уподобиться ему, перенять какие-то черты и умения. Красиво и точно писал об этом Иосиф Бродский:

Я взбиваю подушку мычащим ты,
За морями, которым конца и края,
В темноте всем телом твои черты,
Как безумное зеркало повторяя.

4 – выстроить новое отношение к усопшему и продолжать жить.

Возможно, как раз об этом движении к жизни, не порывая со своим горем, и поет Борис Гребенщиков в песне, строкой из которой начинается эта статья:

Источник