Телеграм канал Храма

Читать в Твиттере

Рубрика: Жития Святых

Митрополит Вениамин (Федченков). Величание Божией Матери. Размышления о празднике Рождества Пресвятой Богородицы

Вечерня предпразднства

Никогда заранее не узнаешь: что именно упадет тебе на душу от начинающегося праздника; и в особенности не догадаешься (да и не нужно): с чего именно, прежде всего, начнет душа воспринимать праздник; или: что даст, прежде всего, благодать праздничная. Потому думаю, – лучше всего достойно приготовляясь, ничего искусственно не придумывать, а смиренно предоставить себя благодати Божией, особенно – в храме.

Вот как было со мною на этот праздник.

Пришел я к вечерне без всяких мыслей… Разве одно предположение мелькало иногда: «Этот праздник не даст ни особенных чувств, ни выдающихся мыслей». Но, с другой стороны, стало от этого предположения еще интереснее: «А если они будет:, то какие же именно переживания?» И это оставалось драгоценной загадкой: что Богородица даст?

Прочитали 9-й час. Началась вечерня. Запели стихиры на «Господи, воззвах».

О Богородице поем…

И вдруг стало трогательно-отрадно на душе. Богородица… Богородица есть. Вообще – есть… И это стало радостно. Даже и не знаю еще: почему?.. Промелькнула радость и, оставив след, отлетела. А потом добавилось в душе: какая у нас, людей, Заступница великая! Сама Богородица!

И мне – Она тоже Заступница. И Заступница, превосходящая всех ходатаев и заступниц: выше святых и архангелов!..

И тут опять я почувствовал, что Ей – именно Ей одной – дано исключительное посредство между Богом и людьми; конечно, после и ради Господа Спасителя, Сына Божия.

Почему именно теперь почувствовалось так, я уж и не знаю: ведь сколько раз ежедневно повторяется это пресвятое имя, – а я, однако, не ощущал силы его с такою ясностью.

И притом – не от каких-либо разъяснений в стихирах, а вот от одного этого слова «Богородица» или «Дева» было и отрадно на душе, и ощутилось: какая стена- Заступница у нас!

Наказание

Пред вечернею в скиту были некоторые «дела», в коих принимал участие и я. Становилось уже темно: пора было служить вечерню; а после – читать правило ко Причащению. На все это нужно достаточно времени… А «дела» еще не закончены. И я подумал: «Не буду служить на предпразднство. Тем более что только ныне служил литургию. Да и отдохну немного». Так и сказал сожителю скитскому. А он иначе взглянул: «Завтра уже праздник начинается, – лучше бы служить».

Я и сам внутри сознавал это… Стало совестно. И я согласился. После вечерни прочитал правила – «готовился». Но был наказан за свое «не буду». Утром открылось такое нездоровье, что я при всем желании не мог бы служить; и не служил не только литургии, но даже и утрени почти не стоял. И сразу понял я, что был наказан: мне, грешнику, нужно бы радоваться, что даруется милость Божия – служить спасительную литургию; а я еще дерзнул отказаться: точно я кому-то доставляю услугу… О, окаянство наше!.. Да и Кому? Заступнице же моей!.. И наказание было достойным и праведным!

Пишу это совсем не ради описаний личных чувств «из дневника», а для того, чтобы показать: как внимательно нужно готовиться к праздникам!

Конечно, Господь дарует Свою благодать; но если мы делаемся ее недостойными, то она будет нам в суд и осуждение. Ибо Господь, – а в Нем и святые, и Святейшая Богоматерь, – преславны. И невозможно безопасно червю-человеку гневать их… Ради же нас, чтобы мы впредь не впадали в гибельное дерзкое легкомыслие, нам тогда посылается наказание.

Нужно поститься

В связи с этим, а отчасти еще и ранее, я подумал, что пред всякими великими праздниками вообще всегда нужно поститься. Не только тогда, когда установлены для этого специальные посты или дни, но и пред другими праздниками. Вот почему: ко всякой благодати нужно готовиться; в праздники же подается благодать. Известно же несомненно, что сытое тело, отягощенная плоть, не воспринимает духовных предметов: дух воюет против плоти, а плоть воюет против духа (Гал. 5, 17). Наоборот, постническое тело весьма содействует духовному восприятию. Это опытно знали и осуществляли все подвижники, ставившие такое простое дело, как пост, первым (хотя по существу и не самым главным) делом пустынного жития и аскетических подвигов. Это – известная, азбучная истина! Но вот когда приходит праздник, мы об этом или забываем, или не желаем исполнять полезного опыта. А от этого многого лишаемся.

На сей раз Господь наказанием Сам принудил меня попоститься невольно. На следующие разы да поможет Он поститься добровольно.

Что это значит конкретно? То же самое, что и в другие посты; особенно когда мы готовимся к святому причащению: не есть не только мяса, но, по возможности, и вообще скоромного, хотя бы день и не был постный; на обеде есть столько, чтобы выйти далеко не сытым; вечером совсем не есть, разве выпить стакан горячего чая или воды. Вообще, поголодать. А если кто в силах, то и совсем не вкушать ничего, кроме хлеба и воды (немного). Вот богомольцы-сербы уже за неделю не едят «са зейтином» (с маслом, даже постным), а в канун причащения иные ничего не принимают. Но уже об этом можно лишь высказать пожелание и представить сие на произволящего. А вообще-то пост чрезвычайно важен под праздники. Совсем иначе молитвенник будет слушать церковные службы и воспринимать благодать праздника. А если еще он готовится к святому причащению, – тем более нужно бы воздержаться: сам будет благодарить потом. А степень – по силе всякого.

Первый праздник

После обеда я пошел из скита в монастырь, к празднику «Малой Госпожи», – в отличие от «Великой Госпожи», Успения… Ходу часа два, два с половиной, если не спешить. Ходу – 9 километров.

И стал я в пути размышлять о празднике. И первые мысли остановились на самом времени праздника. Как мы знаем, по церковному счету новый год начинается не с января, а с сентября. И первый праздник в церковном году – Рождество Богородицы. У Господа и в Церкви ничего нет случайного. И это обстоятельство, что праздники начинаются с Богородичных событий, а не со Спасителя, весьма хорошо и разумно.

С одной стороны, ясно – потому, что Божия Матерь предшествовала Своему Сыну и Сыну Божию. Но есть и другой смысл: к праздникам Господским нужно еще подготовиться, подойти, – а это можно лишь постепенно делать. Представим себе: если бы после Преображения и Успения, столь славных праздников, вдруг открылось бы Рождество Христово?! Это было бы не по силам: перегружение, неподготовленность. Нужно, наоборот, так установить, чтобы великие Господни дни приближались постепенно и издалека, чтобы был перерыв…

Так и есть… До Рождества еще четыре месяца… А это промежуточное время занято Богородицею: Рождением и Введением Ее в храм.

Воздвижение – вставочный праздник; но о нем – после. Празднуя же Богородицу, мы точно вступаем в тенистую аллею, ведущую ко дворцу Господских праздников, виднеющемуся вдали. Через Нее мы прозираем Господа. Однако лишь прозираем, лишь подготавливаемся. А празднуем Ее: конечно, кого же больше, как не Ее?

Все это ясно почувствовалось мне в пути: все премудро и отрадно.

И конечно, из Богородичных праздников первый по времени – Рождение Ее. Начало года – начало спасения нашего.

Предварительный вопрос

Когда я хотел затем углубляться уже в смысл праздника, то ум остановился на предварительном вопросе: что было до Христа? Если, немного хотя бы, всмотреться в это,–тогда гораздо понятнее будет смысл и важность воплощения Сына Божия, а следовательно, и значение Рождения Той, Которая послужила сему спасительному воплощению.

Конечно, об этом сейчас можно сказать только вообще, а не подробно. И тут не нужно придумывать ничего, а следует лишь прочитать первые три главы послания апостола Павла к римлянам, где говорится о религиозно-нравственном падении как язычников, так и иудеев. Кратко резюмируя сказанное там, можно охарактеризовать языческое состояние, как бессмысленно-идолопоклонническое и нравственно-растленное до последней степени. А иудейское состояние было внешне-обрядовое и лицемерно-безнравственное; внутренно и они были не лучше язычников. И выхода из такого положения не было: даже лучшие люди, как апостол Павел (Савл), были в тисках – между «хочу» и «не могу» (Рим. 7, 15-23).

Но это еще не все: и впереди не было просвета. Одни (язычники) ничего не знали, как должно, о будущем или даже не верили в будущую жизнь; а другие знали, что их ожидает ад, мрачное место, куда снисходят все отцы.

Не говорю уже о том, что все примирились с болезнями, нестроениями, рабством, грехом, считая это нормальным явлением.

И конечно, никто и не смел предполагать, за исключением некоторых намеков у более глубоких людей,– у иудеев – пророки, у некоторых язычников – философы,– что зло может быть преодолено и даже сама смерть, так что после нее можно будет жить. Невозможно было об этом и думать!

Все это нужно назвать очень сильным и близким к правде именем: над миром тяготело проклятие! Или как апостол Павел говорит о себе: «Окаянный я человек» (Рим. 7, 24). По-русски – «бедный» – гораздо менее выразительно, чем славянское – «окаянный». В великорусском понимании – «окаянный» прилагается к диаволу, заменяя его; «окаянный» равнозначно – «анафематствованный», «проклятый».

Мир был «проклят».

«Мир во зле лежал» (1 Ин. 5, 19). «Князем» мира был сатана» (Мф. 4, 8-9; Ин. 12, 31; Еф. 6, 12; Евр. 2, 14). «Проклятый мир!» – мог справедливо сказать до Христа всякий совестливый человек. А бессовестные жили, как скоты, плотскою жизнью и эгоизмом.

Что это не преувеличение, приведу удивительно сильное описание языческих нравов уже в половине III века, написанное бывшим язычником, адвокатом, хорошо знавшим общество своего времени, – святителем Киприаном, епископом Карфагенским [1]. Когда я впервые прочитал его творения, то был поражен картиною нравов язычества! А он до христианства – крестился на сороковом году – и сам причастен был этой жизни.

«Я, – пишет он другу своему Донату, одновременно принявшему христианство, – и сам прежде опутан был весьма многими заблуждениями, от которых совсем не надеялся освободиться. Покорствуя укоренившимся страстям своим и не надеясь на лучшее, я благоприятствовал своему злу, как будто оно было естественно во мне». После крещения сразу сделалась с ним чудная перемена силою благодати. И вот что он пишет о современном ему мире: «Смотри: дороги преграждены разбойниками; моря наполнены грабителями; военные лагери исполнены везде кровавыми ужасами. Вселенная обагрена кровию человеческою; злодейства освобождаются от казни не по закону невинности, но по великости бесчеловечия». Сюда он относит и войны. В городах «готовятся гладиаторские зрелища, дабы кровию доставить удовольствие прихоти кровожадных глаз». «Убивают человека в удовольствие человеку». «Учат, как убивать». «Отцы смотрят на погибель своих детей». «Сама мать покупает для себя место в зрелище, платит за будущие свои вопли и отчаяния». В театрах «смертельные предания об убийствах и кровосмешениях повторяются в живом действии», «пороку не допускают приходить в забвение». А «если бы ты мог проникнуть своим взором в их ложницы», «ты увидел бы, что и видеть преступно». На торжищах всюду «нарушают законы… Раздоры неистовствуют до бешенства». «Продажные судьи». «Везде свирепствует пламень греха». «Законов совсем не боятся… Быть между виновными невинным есть уже преступление». В другом письме, к язычнику Деметриану, он добавляет: жгучий пламень бедности возрастает, когда приращения запасов отбирают, а цены возвышаются; повсюду суетятся, грабят, завладевают. Корыстолюбие свирепствует явно… Вовсе не ищут Бога и не боятся Его. А ко всему этому мучат христиан.

Это только капля в море пороков, зла и ужаса!

Но если мы обратимся и к современной жизни, то много найдем подобного… Об этом скажу еще после. Это – язычники по жизни.

Теперь же вспомню еще о современных язычниках. Ведь и сейчас еще в мире множество язычников. Мне лично бывший миссионер алтайцев, епископ Иннокентий (Солодчин) [2], говорил, что и доселе к язычникам применимы слова апостола Павла о делах плоти: прелю- бодейство, идолопоклонство, зависть, злоба и проч. (Гал. 5, 19-21). До очевидности явно растление. А английский миссионер по опыту говорил мне, что власть диавола поразительна среди дикарей Африки.

Такое состояние мира можно бы дополнить еще аналогией из современной внешне-обрядовой жизни, – не только бесплодным старообрядчеством, но и подобной же мертвенностью среди нас, христиан.

Впрочем, лучше всего состояние языческого и иудейского «проклятия» мы можем понять по себе самим: когда человек грешит, он – раб «проклятого наследства»; мука, уныние нападают на него. Грех – это проклятие человеческого рода. Иногда он доходит до сатанинских пределов озлобления, беснования.

Но еще характернее – современная потеря «смысла жизни»… Ведь это мировой вопрос: зачем жить? Не видит человек цели. Мрак сгущается над миром. «Проклятые вопросы» стали терзать людей… И иные люди ждут и теперь «спасителей»… В теософских кругах это – очередной вопрос: ждут нового «спасителя». И даже «готовят» его.

Немец философ-историк пишет о «закате» современной культуры.

Мы, живя в сравнительно-христианской атмосфере, и не подозреваем о всей той безысходности и пропасти, пред которой стоит теперь человечество. Мир снова – подходит под проклятие…

«Окаянный» мир! – можно изменить слова апостола Павла. Была тьма. И выхода из нее не было.

Праведные Иоаким и Анна

Но среди этой тьмы были, как звездочки среди темных туч ночи, редкие праведники. Они жили чисто и тихо – далекие от политики, углубленные в религию и семейную жизнь. Здесь они находили себе утешение и смысл своего бытия. А помимо этого у иудеев была жизнь верою в Мессию. Но у большинства она получала искаженный смысл – политической надежды на реставрацию национального или даже мирового господства. И лишь немногие ждали Его как Искупителя, то есть Освободителя от грехов, терзавших человечество.

К таким принадлежала и тихая, кроткая чета супругов – Иоаким и Анна. Потомки царственного дома Давидова и первосвященника Аарона, они жили теперь в полной неизвестности и скудости. Цвели лишь добродетелями. Но кто об этом знал, кроме Бога?!

Людям же своего племени они, наоборот, казались подозрительными и в отношении чистоты: они не имели детей; а это у иудеев почиталось знамением неблаговоления Божия, наказания за грехи… Лишь это омрачало их душу и жизнь.

Вместе с миром и они несли горечь страданий, впрочем, по особой сей причине – бездетства. Однако для них эта горечь отверженности была весьма мучительна. Это видно из всей истории их жизни: они страдали и часто молились по поводу этой скорби.

И для них пришло это утешение; и притом – раньше, чем «благоволение в человецех»: Господь послал им необыкновенную Дочь — Марию. Будущую Матерь Спасителя мира.

В глубокой старости родителей воссияла Она. Но и это было по Промыслу Божию. Целомудренные и по прежней жизни, Иоаким и Анна самим бесплодством до старости еще более воспитывались Господом в бесстрастии. Известно, что наследственность от родителей переходит на детей. И даже у одних и тех же родителей, в зависимости от духовного состояния отца и матери, в разное время родятся разные по духу дети. Здесь зачатие было уже в бесстрастной старости и – плодом молитвы; от такого зачатия у многих родителей, – как в Ветхом Завете (Исаак, Самуил), так, в особенности, в Новом Завете (Григорий Богослов, Симеон Столпник),– рождались и святые дети. И от престарелых Иоакима и Анны, непорочных праведников, зачалась Святейшая Дева, Которая Своею святостью привлечет благоволение Божие и сделается Материю Слова, превзойдя по святости и благодати все небесные силы.

 

Можно понять ту радость, которая охватила сердца святых родителей при рождении вымоленного дара Божия!

Но не знал еще этой радости «проклятый» мир: для него тьма клятвы продолжала казаться безысходной. Ничто не предвещало даже и зари… А между тем она зачалась уже в неведомом бедном доме еврейской четы…

Счастливое детство

В таких думах я незаметно приближался к монастырю. Уже невдалеке от него я вспомнил и свое детство и отношение к праздникам.

Вот я – маленький школьник духовного училища. Учение началось лишь две недели. Все мне ново и интересно: и в «огромном» губернском городе, и на чинных уроках в школе, и в училищном храме, где так хорошо поют и служат, где все чисто убрано, светят лампады…

Приближается праздник Рождества Богородицы. Это – первый праздник в году училищной жизни…

Подчистишься, вымоешься… Идем парочками из «своекоштного» [3] общежития в храм училища. Еще остается минут 15-20 до всенощной. Всюду оживление и радость…

 

Праздник… И, конечно, мы не вникали в песнопения и смысл богослужения. А радость была яркая. Что-то точно грело душу. Будто бы кто лампаду засветил в сердце…

 

Звонок. Идем в храм. Становимся рядами. Тишина…

 

Уже темнеет: шесть часов вечера. Лампады и свечи приветливо мигают живыми огнями. Открываются царские врата… Начинается служба. Поют хорошо: «большие» (то есть басы и тенора) – из семинарии богословы. Солидные. Отлично одетые, как большие: в черных сюртуках, в накрахмаленных рубашках с галстуками. Сзади воспитанников – семьи преподавателей и их сродников.

 

И все так мирно и чинно. И кто, кто бы мог думать, что через 25 лет все перевернется на русской земле?! То было в 1893 году…

 

Но вернусь к святому мирному детству… Священник, о. И. Делициев, светлый блондин, служит прекрасным тенором и вразумительно. И не замечаешь, как проходит всенощная. А утром опять радостно бежишь к службе. Литургия опять проходит незаметно-отрадно. И весь день праздничное настроение… Даже к вечеру, когда на занятиях (то есть часах) все собраны по комнатам учить уроки за общими столами, и тогда еще на душе остается тепло от проходящего праздника.

 

А там через несколько дней будет другой праздник – Воздвижение Креста… Снова будет радость… И так от праздника до праздника… А кроме того, всякую неделю бывал праздник Воскресения.

 

И никогда-то, никогда я не тяготился службами… Да можно ли тяготиться радостью?! А ее очень хорошо знало чистое детское сердце. Благодать Божия освещала, и освящала, и радовала душу.

 

«Заря»

 

Вспомнил я и другое. Всего лишь год назад, после подписания заявления о лояльности, мне пришлось писать письма об этом. И в одном из них я ясно почувствовал параллель между праздником Рождества Богородицы и духовным просветлением России. И то, и другое мне представилось «зарею» спасения… А письмо писал на праздник Рождества Богородицы. И день был чистый, ясный, осенне-солнечный, нежаркий.

 

То же почувствовали и те, кому я писал. Так, следовательно, еще тогда мне этот праздник представился в образе «зари».

 

В монастыре

 

Необычное многолюдство. Оказывается, к этому дню собираются отовсюду тысячи народа… Потому-то и нужен был большой – трехчастный – храм.

 

Зашел в церковь Богородицы. И там – тихо… Пусто… Народ в другом храме. «Звучащая тишина» – так говорят описательно… И стало тихо и отрадно на душе. Мира шумного, страстного, суетного не слышно под этими каменными высокими сводами. Здесь преддверие уже другой жизни, иного мира. И кажется, будто свет радости уже опускается оттуда, готовясь праздновать «Малую Госпожу», то есть Рождество Богородицы.

 

И я почти не «молился» словами. А душа утешалась невидимой предпраздничной отрадной тишиной.

 

Кстати сказать, у сербов – прекрасный обычай: при входе и выходе или даже проходя мимо (когда храм закрыт) целуют церковные двери.

 

Радуйтесь!

 

Заблаговестили… Иду в соборный храм – и вижу: он уже полон, трудно пробраться. Люди стоят с зажженными свечами, как в России – на Пасху. Одно это ввело душу сразу в праздничное настроение. Стал в алтарь и начал вслушиваться в богослужение и следить за сердцем.

 

Первое, что услышало ухо, – это призыв радоваться.

 

На всякий праздник мы слышим этот призыв; но иногда он повторяется сильнее, чаще, настойчивее, иногда – слабее, реже… На праздник Рождества Богородицы этот зов слышится довольно часто и в общем создает радостный фон всего богослужения.

 

Даже сравнительно с Успением Божией Матери праздник Рождества Ее носит характер более радостный. Правда, там слава Ее выше, но она умеряется и самим фактом смерти, и скорбями апостолов, и молениями о нашем спасении. Здесь этого ничего нет; наоборот, ныне слышим благовестие о разрешении печалей, о приблизившейся радости спасения мира от зол. Потому общий тон – радостный.

 

Послушаем песнопения церковные.

 

«Сей день Господень, радуйтеся людие…» ([2-я [стихира] на великой вечерне] «Господи, воззвах»). Мы слышим эти слова из пасхальных песнопений. Эта стихира повторяется и по Евангелии. «Днесь всемирныя радости провозвещение…» (5-я [стихира на] «Господи, воззвах»), «Да радуется Адам праотец, и Ева да веселится радостию… Да радуется Давид бия в гусли, и да благословит Бога…» (1-я [стихира на] литии).

 

«…Да светлоносят земная, царие да играют, святйтелие во благословениих да веселятся, да празднует весь мир…» (3-я стиховна).

 

«Да радуется небо, и земля да веселится: Божие бо небо на земли родися, Богоневестная Сия…» (седален по полиелее).

 

И оба канона (Иоанна Дамаскина [4] и Кир Андрея Иерусалимского [5]) начинаются и наполнены радости.

 

«Грядите, вернии. Духом Божественным радующеся… Приснодеву… песньми почтим» (1-й тропарь 1-й песни 1-го канона). «Да ликовствует вся тварь, да веселится же и Давид…» (1-й тропарь 1-й песни 2-го канона). «Днесь да веселятся ангельстии чини, песньми да ликуют сущий из Адама…» (2-й тропарь 5-й песни 2-го канона). «…Пророцы со апостолы ликуйте и праведными: общая бо радость возсия, ангелов же и человеков…» (2-й светилен).

 

Заканчиваются песнопения утрени опять тем же: «Сей день Господень, радуйтеся людие…» («И ныне», [на] хвалитех).

 

Видим: по всей службе – непрерывный призыв радоваться. Но что говорить, если в самой главной песне – в тропаре – эта радость поставлена на первое место: «Рождество Твое Богородице Дево, радость возвести всей вселенней…»

 

Поэтому и мы присоединимся душою и воскликнем с Церковью: «Величай, душе моя, преславное Рождество Божия Матере!» (припев 9-й песни).

 

Иоаким и Анна торжествуют

 

Но все приведенные выдержки взяты мною из великой вечерни и утрени. А если бы мы присутствовали на предварительной службе, на малой вечерне, – то мы заметили бы иное направление церковной радости… Мы приводим призывы радоваться ко всем, ко всему миру. Но, вероятно, мы заметили, что не видно главных радующихся лиц – Иоакима и Анны?.. Я их намеренно выделил из общей радости. Кому же, как не им, больше всего радоваться и торжествовать?! И кому же, как не им, радоваться прежде всех?!

 

И очень прекрасно, что Церковь сама выделила их: она отвела по преимуществу их радости всю малую вечерню, – эту первую службу посвятила первой радости родителей… Как это мудро и художественно!

 

Так с этих слов и начинается: «Иоаким и Анна торжествуют… с нимиже и мы празднуем днесь…» (1-я [стихира на] «Господи, воззвах»). «Яже прежде неплодная страна (Анна), землю плодоносну раждает» (4-я [стихира на] «Господи, воззвах»). «Радуйтеся Иоакйме и Анно! Радуйтеся, яко радости и спасения Ходатаица, от неплодове Дева, нам раждается» (1-я стиховна).

 

Но Церковь знает, что главная причина радости – не в том заключается, что у бесчадных прежде родителей явилось дитя… Это не единственный пример! А – в том, что Рожденная есть радость общая. И обычные родительские чувства естественно отходят скоро на второй план; а на первое место начинают проступать радостные гласы всех. Потому уже и на малой вечерне, наряду с радостью родителей, мы видели сразу и себя: и мы празднуем; видим и других: «…ангелов множество на небеси, и человеческий род на земли ублажаем…» («И ныне», [на] «Господи, воззвах»).

 

И родоначальников зрим здесь же: «Отложи Адаме и Eво всяку печаль: Мати бо радости (Богородица) от неплодове преславно прозябает днесь» (3-я стиховна).

 

А затем, в тропаре, говорится уже о радости «всей вселенней».

 

Но, несмотря на это, Церковь отвела родителям особое радостное место… Но все же – в «укромном» месте: на малой вечерне, когда и народа бывает мало; а большей частью эту службу служат лишь в уставных монастырях и тоже при небольшом числе молящихся монахов или монахинь… А как это уместно и умилительно! Но так как Царица теперь есть уже – всеобщая, всенародная Мать, всем принадлежит, то и неудобно очень выделять плотских Ее родителей: теперь Она уже не их, – а «всехная» (как сказал один ребенок).

 

Потому с великой вечерни уже начинается общая радость, прославляется общее значение Родившейся, славится Она Сама.

 

И странно даже иному показалось бы, что на всех стихирах (их восемь) на «Господи, воззвах» только в последней упомянута и «неплодная Анна»; хотя о рождении от «бесплодной» упоминается и ранее, но для славы Богородицы, а не родителей. Об Иоакиме же и совсем не упомянуто [в стихирах] на «Господи, воззвах».

 

Общая радость мира. Родительские чувства уже отошли в тень. Впрочем, и в их радость Церковь влагает сразу же общие причины: «…начаток рождше нашего спасения…» (1-я [стихира на] «Господи, воззвах» [на малой вечерне]). «От Анны днесь… прозябе, спасение человеков» (2-я [стихира на «Господи, воззвах»]). Об этом и далее будет говориться.

 

Однако и о естественной родительской радости можно догадываться, если Церковь говорит даже о том, что Рожденная «млеком питается», «от сосцу» Анны (3-я и 4-я [стихиры на] «Господи, воззвах»).

 

Конечно, радовались они и естественно: об этом Церковь говорить будет и дальше, вплетая в общий венок и их радость; а именно: они ныне освободились от общего поношения за «безчадство». Об этом говорится в кондаке и икосе ~ песнопениях, важных в богослужении.

 

«Иоаким и Анна поношения безчадства… свободистася Пречистая, во святем Рождестве Твоем» (кондак). «Молитва купно и воздыхание, неплодства и безчадства, Иоакима же и Анны благоприятное, и во уши Господни вниде, и прозябе плод живоносен миру. Ов бо молитву на горе творяше: ова же в саде поношение ношаше, но с радостию: неплоды раждает Богородицу…» (икос).

 

И теперь уже «ктому (больше) дары… рыдание бо Анны в радость преложися: срадуйтеся мне, глаголюще, весь избранный Израиль» (3-я стихира на стиховне).

 

Однако, повторяю, Церковь почти совсем затушевывает эту естественную радость, отводя ей мало места в песнопениях. Да так и должно: в христианстве ценно ведь не естественное, а сверхъестественное, не человеческое, а благодатное. Если Сам Спаситель о Своей Матери сказал: «Кто Моя мать? Кто Мои братья?» – и затем, окинув взором слушающих, добавил: «Вот мать Моя и братья Мои! Кто исполняет волю Божию, тот – брат Мой и сестра Моя!» (Мк. 3, 31-35), – так и Церковь или Дух Святой, глаголющий в ней, не может говорить иначе.

 

И потому в радость Иоакима и Анны неисчислимо больше влагаются общие мотивы радости.

Продолжая приглашать радоваться «весь Израиль», Анна (то есть Церковь, влагающая в уста ее) говорит и о причине.

 

«Ce бо даде ми Господь одушевленную палату божественныя славы Его, во общее веселие и радость, и спасение душ наших» [4-я стихира на стиховне].

 

«…Благодушествуй Анно: ибо Мати Зиждителя твоего раждается преславно…» («И ныне», седален по полиелее).

 

«…Радуется о рождестве Иоаким: жезл, глаголя, ро-дися мне, из негоже Цвет – Христос – прозябё…» (седален по полиелее).

 

«…Да ликует Иоаким… яко родитель Твой, истинно рождшия Бога…» (3-й тропарь 4-й песни 2-го канона).

 

«Ныне Анна веселится, и вопиет хвалящися: неплоды сущи (я, Анна), родйх Божию Матерь…» (2-й тропарь 7-й песни 2-го канона).

 

«От неплодныя днесь Анны цвет произыде – Богородица, вся благовония Божественнаго исполняющи концы мира, и радости всю наполняющи тварь…» (светилен). И так далее.

 

Но, несомненно, радовались «богоотцы» и естественною радостью родительскою.

 

Об этом гораздо ярче говорит иконопись.

 

В храме богоотцев

 

Пойдемте в рядом стоящий храм святых праведных Иоакима и Анны, и там увидим это. А также узрим и всю историю нынешнего праздника, как она отложилась в церковном предании. Средняя полоса (пояс) храма вся занята историей Богородицы – от зачатия до обручения; а на задней стене написано – по обычаю древних Церквей – Успение. Умилительная иконопись…

 

Вот первая часть икон изображает святых праведных Иоакима и Анну, пришедших в храм с дарами (жертвою). Святой Иоаким держит в руках, как бы уже предлагая, хлеб; сзади него стоит Анна, нагнув голову набок и смотря исподлобья, как бы обвиняемая; а в опущенной руке держит кувшин с маслом… Об этой жертве говорится во 2-й главе книги Левит. По закону священник должен был разломить хлеб и возлить на него елей. Затем часть жертвы возлагалась на алтарь (на жертвенник во святилище) и сожигалась; а остатки отдавались «Аарону и сыновьям его», то есть священнослужителям (Лев. 2, 4-6, 9-10).

 

И вот священник, зная о их неплодстве, отказывается принять жертву: поднимает вверх правую руку, ладонью к ним: «нельзя»… Иоаким печальный; Анна с «убитым» лицом и «опущенной рукой», с непринятым кувшином, смотрит вниз горько, как бы больше всех виноватая. Двери алтаря затворены.

 

Жаль даже смотреть!..

 

Вторая картина: Иоаким на горах молится. Ему является ангел с неба и возвещает радость об услышании молитвы его. Он так смиренно согнулся, очень протянув шею и голову, что невольно чувствуешь и все горе его, и весь трепет неожиданной радости: «неужели?»

 

А рядом святая Анна в саду. На дереве гнездо птичье. Анна горько жалуется Богу, что даже и птицы не лишены птенцов, а она – бесчадна… И ей тоже является ангел и возвещает радость о будущем рождении… Это уже третья картина-икона. Далее – четвертая: целование у так называемых Золотых ворот Иерусалимских. Они стремятся друг к другу открыть о радости, – встречаются у Золотых ворот и целуются. Это – символ зачатия. Пятая – рождение Анною Младенца. Она на постели. А Рожденную в пеленах несут обмывать в некоем сосуде служанки. Иоакима не видно здесь. Он дальше – в шестой картине.

 

Мария лежит в люльке, стоящей на полу на овальных подставках для качания. В люльке лежит одетая (а не в пеленах уже), с покрытою головою, – точно не Младенец, а взрослая, – Мария. Над Ней служанка веером или опахалом отгоняет, может быть, мух. К Ней подходит родитель. Смиренно, точно низший к высшей. А Она лежит серьезная, почти строгая, и смотрит на отца.

 

Седьмая картина: Иоаким и Анна оба держат Младенца и целуют Ее в лицо. Поодаль стоит служанка (няня молодая), отвернувши деликатно лицо.

 

На восьмой – Иоаким и Анна торжествуют: они пришли в храм с Новорожденной. Их встречают три священника в облачениях… Седые-седые старцы с бородами. И кроткие лица… Хорошие старцы: не наглядишься… Пред ними стол: на столе стоят уже дары – хлеб и еще что-то (кажется, елей в чашах).

 

Дары приняты. Анна впереди торжествующе, «с поднятым» лицом показывает, протягивая («смотрите вот!») к ним богоданный дар, Дщерь! Врата алтаря отворены: Бог приемлет жертву!

Девятая икона-картина – Введение – обычно… Десятая – Богородица во святом святых – сзади, далее и выше священника – сидит на престоле; над Ней киворий (балдахин). Ангел летит с неба и предлагает Ей хлеб небесный.

 

На одиннадцатой изображено обручение Ее Иосифу. Он – старец, высокого роста. Она, по сравнению с ним, чуть не вдвое меньше: это знак Ее малолетства по сравнению с Иосифом. Ей тогда было всего лишь 14 лет. Сзади, держа Ее за плечи или почти за локти, стоит первосвященник, точно передавая с рук на руки Чистую Деву для хранения. Она смотрит снизу вверх на Иосифа, – руки спрятав под одеждою: знак соблюдения девства; и в таком виде подходит к Обручнику, поднимая немного, но не открывая. Свои руки к нему.

 

Наконец, двенадцатая икона: Она зачала. Иосиф начинает подозревать Ее; и ведет в храм к священнику, чтобы совершить так называемый суд водою «клятвенною». Об этом законе изложено в 5-й главе Числ так.

 

Если муж подозревает жену свою в измене, а доказательств и свидетелей не имеет, – то он приводит ее к священнику, приносит дар за нее – десятую часть ефы ячменной муки (чуть меньше наших 4 килограммов; ефа равна 38, 88 литрам); но елея на муку не возливает и ладана не возлагает. Затем жрец берет чистую воду в глиняном сосуде и всыпает туда щепоть земли, взятой возле скинии. Потом открывает голову подозреваемой, дает ей в руки жертву мучную, а сам держит воду клятвенную. И заклянёт ее, говоря, что если она не виновата, то да будет невинна от этой воды обличения; а если она согрешила, то (говорит священник): «Да даст тебя Господь в клятву и проклятие среди людей твоих; да отпадет твое стегно (бедро), да расседется твое чрево; да войдет эта клятвенная вода в чрево твое, чтобы разорвать его и оторвать бедро». Жена отвечает: «Буди, буди!» Тогда священник запишет клятву в книгу и затем омоет это водою обличения и напоит тою водою подозреваемую. А уже после этого возьмет из рук ее жертву и принесет на жертвенник. И если она виновата была, то над ней сбудется проклятие. Если невинна, то будет здрава (Числ. 5, 12-28). Таков закон подозрения.

 

И вот сему обряду подлежала Пречистая Дева. Иосиф стоит сзади. А Она дерзновенно смотрит на священника, протягивая руки, готовая выпить воду обличения…

 

Так изобразительно выражена евангельская мысль о подозрении Иосифа (Мф. 1, 18-21). Конечно, этого не было в действительности (то есть обряда заклятия) – Иосиф был слишком для этого деликатен. Самое большее: он намеревался тайно отпустить Пречистую… Но ангел Господень явился ещ во сне и открыл о чуде непорочного зачатия.

Митрополит Вениамин (Федченков). Величание Божией Матери. Размышления о празднике Рождества Пресвятой Богородицы

Затем в храме изображено Благовещение, Рождество, Сретенне и Успение.

 

Так Церковь в иконах дополняет то, чего не сказано даже в песнопениях.

 

Вообще нужно заметить, что в иконописи Церковь более свободно распоряжается с материалом церковного предания и с апокрифами. А в песнопениях она ответственнее и точнее догматически. Однако она принимает в иконопись то, что по идее не противоречит существу… Конечно, иные живописцы-самоучки могут, при отсутствии контроля, внести что-либо и yнеправильное; но погрешность и будет погрешностью.

 

Пред этими иконами храма можно стоять по часу, – услаждаясь и поучаясь.

 

Я в проповеди на другой день (9/22 сентября – в день попразднства Рождества Пресвятой Богородицы) рассказал об этом, приглашая слушателей посмотреть самим.

 

Это есть та же служба, только в иконах. Какая прекрасная, глубоко религиозная и вообще «сильная» древняя живопись!

 

Изображено все это фресками: то есть краски клались еще на сырую известку стены, а потому впитывались, – и не стираются вот столетиями и не выцветают… Но для этого требуется быстрота работы специалистов, чтобы все класть сразу и безошибочно: переправлять ведь уже нельзя по сырому.

 

Царство Небесное труженикам прошлых веков! Это те же «песнопевцы», как Дамаскин, Косма [6], Иocиφ [7], Феофан [8] и др. Только имена их остались неизвестны, за исключением немногих: Панселина [9] на Афоне… А еще вот и не помню других…

 

Не любили они выставлять своих имен… А тем более – оттого, что позднейшие иконописцы свято-добросовестно копировали с готовых образцов лучших мастеров и храмов. Да воздаст им Господь!

 

Дом готовит

 

Все это я видел – сколько раз и ранее. Но на этот раз, перед всенощной, зашел к праведным родителям Пречистой поклониться им и попросить, да помолятся и они о мне к своей Дщери, Богоневестной Богородице.

 

Однако – возвратимся к богослужению.

 

В первой же стихире, в первых же словах праздничного песнопения меня остановили следующие слова: «Днесь Иже на разумных престблех (то есть на небесных силах) почиваяй Бог, престол свят на земли Себе предуготова…» ([1-я стихира на] «Господи, воззвах»).

 

Вот же бывает так, что иногда вдруг какие-либо слова точно «оживут»… Так ясно переживаешь их внутренний смысл… Точно вкусишь. Точно сам участвуешь в том, что говорится. А прежде, бывало, слушаешь, но не слышишь… Так было и с сими словами прежде; ныне же они ожили… А эти слова определяют главное содержание праздника – и потому весьма важны.

 

Что ныне совершается? Рождается будущая Богородица. А так как все в мире творится по воле и силою Божией, то и нынешнее рождение – Его дело. Но Рождество Сего Младенца имеет чрезвычайное назначение; а посему и участие Божией силы здесь чрезвычайное: Бог Сам, то есть особою благодатию, данною бесплодным родителям, – творит им необыкновенную Дочь.

 

Но не в этом даже величие Божие, ибо творить чудеса Господу Творцу совершенно легко: Он и весь мир вызвал из небытия. Нет, ныне поражает иное – не величие силы, а безмерность уничижения.

 

Вчувствуемся в то, что мудро говорит Церковь: Бог… Премирный… Превысочайший… Непостижимый… Дух… Живущий в Своем неприступном свете. «Почивающий» на небесных силах – архангелах и ангелах…

 

Вообще – Бытие высшее всего высшего! И Он – Превысочайший – ныне «готовится» «переселиться» с неба на землю… Благоволил воплотиться… Зрак раба (зрак – вид, наружность; зрак раба – немощное состояние человеческой природы) принять… А далее – и страдать.

 

Но это еще всё – далее, а начало: «оставить» небо. Умалиться… Унизиться… «Бог обнищевает»… Конечно, это – образные выражения.

 

И вот Он заранее готовит Себе путь, способ умаления, место обитания, «престол» воплощения. Или, как говорит паримия. Премудрость готовит Себе новый «дом» – Пречистую Деву.

 

Какая жертва умаления в воплощении! Бог жертвует Своим премирным бытием, чтобы уподобиться миру. Дух творит Себе плоть…

 

Может быть, это все известно? – скажет иной… Да! – уму известно; но не всегда даруется ощущение этой истины, ясное зрение ее…

 

Ныне мне, недостойнейшему, это дано было пережить сердцем, или почувствовать, то есть по-настоящему «понять», в себя принять. Ныне вот это «открылось» душе; а прежде слова те же самые были известны, содержание же их было закрыто, запечатано.

 

Ясно «узрел» и безмерность «истощания», и жертвенный характер его…

 

Да! это – жертва Бога!.. И эту жертву Он начинает подготовлять заранее: готовит Себе Мать для воплощения…

 

Воистину необходимо воскликнуть: Ты – «чудес – Бог»!.. [1-я стихира на «Господи, воззвах»].

 

Чудны дела Твои, Господи!

 

Матерь… Бога!

 

А это?! Разве менее поразительно?! Мы так привыкли к подобным словам, что больи1ей частью и не ощущаем всей их силы. Хоть сейчас остановимся на этом, сколько можем; а ведь это относится к существу праздника.

 

Мать… Бога…

 

Опять восчувствуем все безмерное, превосходящее величие Бога.

 

Разве Он нуждается в матери?..

 

И вдруг… у Бога – Мать… Поражающее явление!..

 

Вот и опять: мне так ясно было дано это ощутить, «понять» в праздник…

 

У Бога – Мать… И об этом поет Церковь в той же 1-й стихире на «Господи, воззвах».

 

Воистину – «чудес Бог»!

 

Единственная

 

Во 2-й стихире, которая повторяется за бдением в трех местах («Сей день Господень…»), меня остановило слово о Божией Матери – «Единая».

 

Она уже «ожидает» входа «Христа во вселенную», Она готовится ввести («вводящи») Его в мир… И сему делу могла послужить лишь Она – Единственная: «…Едина и Единаго вводящи Христа во вселенную…» Воистину – Единственная!

 

Жена, – сделавшаяся… Матерью Бога!

 

Только подумать! Только бы ощутить эту, столь всем известную, истину: Дева – Матерь Бога…

…Нет, еще и еще хочется говорить эти слова:

 

М-а-т-е-р-ь Бога!..

 

Хочется «лицезреть» их или, лучше: Ее Саму. В именах мы ввдим суть; и этой сутью лишь и сильно, и значительно, и действенно имя! А иначе будет пустой звук.

 

«Б-о-г-о-родица»!..

 

Вот и это дано было отчасти «понять»… И именно это! Именно это нужно было и понять в праздник «Малой Госпожи»…

 

Узреть духом Ее, именно как Богородицу, Матерь Божию.

 

А когда это узришь сердцем, — немедленно и очевидно ясно будет, что вследствие одного этого Она – действительно Единая, Единственная. «…Едина воистину Богородица познавается» (1-я стиховна).

 

Ах! как трудно передавать языком, что зрит сердце!

 

А так ясно зрит!

 

«Всемирная радость»

 

Но пока живешь одним этим словом, богослужение уже ушло дальше… Вот донеслось от певца уже новое слово: «Днесь всемирныя радости провозвещение…» (5-я стихира на «Господи, воззвах»).

 

И не то меня остановило на этот раз, что Рождение Богородицы было началом, предвозвещающим будущую радость, о которой ангелы воспоют: «Слава в вышних Богу и на земли мир!» Рождается ныне Родительница всемирной радости. Это, конечно, так; и именно это воспевает песнопевец Стефан Святоградец [10]: «…из Неяже чуждее (то есть несвойственное Себе) присвояет Иже естеством Бог, и заблудшим плбтию спасение содевает, Христос Человеколюбец, и Избавитель душ наших». Нет, на этот раз меня слова «всемирная радость» остановили совсем с другой стороны.

 

«Всемирная»… «Весь мир» радуется… Да, должен радоваться! Особенно если бы он зрел все безысходное «проклятие» жизни своей.

 

Да… должны!.. Но радуются ли? Все ли радуются?.. «Весь» ли «мир»?.. «Всемирная» ли ныне радость?..

 

И окинул я мысленным взором вселенную. Не говорю уже о язычниках, еще не ведущих Христа. А их ведь еще до 1 000 000 000!.. Но то еще «дети» тьмы… Непросвещенные. А вот иные – те, которые когда-то не только назывались, но и были христианами. И чтили Божию Матерь. И радовались в Ее Рождение, верою в родившегося от Нее Искупителя, Спасителя мира. А что теперь с ними? Все эти – «культурные» народы! Бывшие христиане! Протестанты, не чтущие Божией Матери,– немцы, англичане, американцы, безрелигиозные чехи; богоборцы во всех странах. Но и те, которые еще числятся по имени «в христианстве», – не умерли ли они уже душою?

 

Кто же ныне живет, да еще радостно, истиною христианства, явлением в мире Бога воплотившегося?! И Рождением Матери Христа? Правда, – есть еще, есть… И у православных, и у католиков. Но много ли? Увы! именно как раз наоборот: не – «всемирное» [ли] то равнодушие? безрелигиозность? не умерли ли люди для Христовой веры?! не начинает ли сбываться страшное предсказание Самого Воплотившегося: «Сын Человеческий, придя» во второй раз, «едва ли найдет веру в Себя» (ср.: Лк. 18, 8). И где уж «всему миру» славить Рождество Рождшей Спасетеля Бога?!

 

И больно, и грустно стало на сердце… Но не отчаянно! Ибо было предсказано Им: «Надлежит всему этому быть» (Мф. 24, 6].

 

Лишь бы хоть нам самим дано было остаться в «малом стаде» Его! Господи, молитвами Богородицы, включи!

 

Начаток спасения

 

Но если не все радуются, то чему же радуются радующиеся?

 

И вот чему: вся радость главная, в нынешний день Рождения Марии, основывается на том, что Она – Богородица, что Она послужила воплощению Христа Спасителя, Сына Божия. И свет этого праздника отражается и на Рождении Богородицы, как солнце отражается в луне.

 

И все это можно обнять в одном слове: «спасение».

 

Здесь мы увидели бы и «возсоздание земнородных», и «обновление», и «нетление» ([6-я стихира на] «Господи, воззвах»), и освобождение «от уз адовых» (1-я [стихира на] литии), и отверзение «входа в рай» (3-я [стихира на] литии), и «обожение», избавление «от смерти» (5-я [стихира на] литии), и «клятвы отъятие», и «благословения подание» (2-я стиховна), и «обновление» всего «мира» («И ньше», стиховна), и совместную единую радость «неба и земли», то есть ангелов и людей (седален по 2-й кафизме), и возвращение к «первому блаженству» (2-й тропарь 1-й песни 2-го канона), и даже более «твердое» состояние, чем до падения Адама и Евы, ибо теперь спасшиеся уже не могут пасть: «…всеродная Ева (то есть человечество) в твердую жизнь вводится» (4-я [стихира на] литии) и т. д.

 

Все это с большею силою раскрывается на праздник Рождества Господа. Только там это все относится – к Виновнику благ, воплотившемуся Сыну Божию. Ныне же — приписывается к Виновнице Виновника, к Той, Которая послужила воплощению Спасителя и таким образом была и причиною «спасения».

 

И так как в Рождении Ее, как бы в цветке, скрыт уже будущий плод, то можно сказать, что уже в цветке – начало плода, в Рождении Ее – начало спасения.

 

Так и говорится в песнопениях.

 

«Начало нашего спасения, людие, днесь бысть…» (1-я [стихира на] литии).

 

«…Днесь плод (то есть Богородица) раждати благодать начинает…» (4-я [стихира на] «Господи, воззвах» и [см. также:] 1-я хвалитна).

 

«Предопределе’нная скиния» «к Богу нашего примирения» «быти ныне начинает» (1-й тропарь 8-й песни 1-го канона).

 

«Иоаким и Анна торжествуют, начаток рбждше нашего спасения…» (1-я [стихира на] «Господи, воз- звах» на малой вечерне).

 

При этом мы вспоминаем те же самые слова и на Благовещение в тропаре: «Днесь спасения нашего главизна…», то есть начало. Верно. И там, и здесь – начало. Но это первое, предварительное начало, а то – второе. Здесь ~ начало будущего начала. Там начинается уже Сам Спаситель, а здесь начинается Та, от Которой Он зачнется на Благовещение.

 

Желая выразить это образно, в песнопениях употребляется упомянутое мною выше сравнение «цветка» и «плода». На Благовещение зачался уже «Плод» спасения; ныне – лишь цвет спасения: «От Анны днесь цвет… Богородица прозябе…» (2-я [стихира на] «Господи, воззвах» на малой вечерне), «цвет от Иессеа» (1-я [стихира на] литии) и т.п.

 

А иногда Христос называется «Цветом» (седален по полиелее; 4-й тропарь 5-й песни 2-го канона); тогда Она сравнивается с жезлом Аароновым, от Которого Он процвел.

 

Златозарная благодать

 

Приблизительно около стихир на литии я вдруг ощутил неожиданную мысль-чувство: что ныне уже не только Рождение Богородицы, а и Рождество Христово… Так ясно было это, будто я сразу с 8 сентября перенесся через три с половиной месяца, к 25 декабря, и праздную уже радостнейший праздник воплощения Слова, Бога Спасителя.

 

И сразу открылось мне: да ведь ныне, в сущности, не что иное, как – предпразднство Рождества Христова. И сразу все осветилось этой, истинной по существу, идеей…

 

Именно, именно… Потому-то и все похвалы Богородице взяты или вставлены в связи именно с мыслью о Рождении Спасителя.

 

Это мы и видели по стихирам раньше.

 

Рождество Богородицы светится уже Рождеством Христовым. И потому благодать (первая) по существу ныне рождественская уже: то есть того же качества. А так как там была радость, и мир, и славословие, – то эти же чувства переживаются и ныне. Различие лишь в степени. Ныне все это дается в зачаточной степени.

 

Рождество Христово – явление солнца; Рождение Богородицы – начало зари… Это так ясно… И так верно. И так художественно.

 

И в песнопениях так и сказано, что ныне «златозарный свет» воссиял. Или – «золотая заря».

Как прекрасно и выразительно!

 

«Бысть чрево Твое – солнца носило… Христос бо солнце, яко от чертога Жених, явйся из Тебе» (б-й тропарь, богородичен, 5-й песни 2-го канона).

 

Или еще, тоже хорошее, тонкое сравнение употребляет Церковь для выражения той же мысли о рождественской богородичной благодати: «…днесь возвеяша ветри, спасения провозвестницы»: из Нее «Христос» раждается (5-я [стихира на] «Господи, воззвах»).

 

Повеяли уже «ветры» рождественские… Замечательно нравится мне это… «Запахло Рождеством», – сказать бы по-простому русскому… Это точно… «Повеяло» сочельником рождественским.

 

И это несомненно верно: это прямо и выражается в главном песнопении – тропаре. Сначала обратите внимание даже на внешнее сходство обоих тропарей.

 

На Рождество Христово: «Рождество Твое, Христе Боже наш…» На Рождество Богородицы: «Рождество Твое, Богородице Дево…» И один и тот же глас – четвертый. «…Радость возвести всей вселенней…» Kaкую? Ответ рождественский: «…из Тебе 6о возсия солнце правды Христос Бог наш…»

 

Вот какова причина: Рождество Бога.

 

И опять – даже внешнее – сходство: там – волхвы пришли кланяться «солнцу правды»; здесь – «возсия солнце правды». Далее, в стихирах попразднства поется в одном месте главная рождественская песнь: «Слава в вышних Богу и на земли мир…» Очевидно, песнопевцу тоже повеяли «ветры-провозвестники» рождественской благодати.

 

Потому постоянно, постоянно говорится о Рождестве Христовом, хотя праздник Рождества Богородицы… И понятно: силу, значение и смысл Ее Рождению дало Рождество Господа от Нее.

 

Ныне начинается имеющая «родити Слова, нам дебельством (грубостью) плоти явльшася, Егоже поем…» (1-й тропарь 8-й песни 1-го канона). Она ныне «ясно (ясное) чудо – Христа показа (показала), к земным пришедша. Егоже поем…» (2-й тропарь 8-й песни 1-го канона).

 

Так ощущал святой Дамаскин: будто в день Ее Христос уже «явился», «пришел». А святитель Андрей Иерусалимский и прямо взывает уже Христову Рождеству: «О новейшаго слышания! Бог – Сын Жены! О безсеменнаго Рождества!.. О ужа’снаго видения! О зачатия страннаго Девы! О несказаннаго Рождества! Истинно паче ума вся, и видения» ([6-й тропарь], богородичен, 8-й песни 2-го канона).

 

Вот первая благодать праздника: предчувствие радости спасения, – предпразднство рождественских чувств. «Золотая заря» воплощения…

 

Величание Богородицы

 

Но есть и другая благодать, связанная теснейшим образом с предшествующею, из нее прямо проистекающая. И это я тоже ощутил, по милости Владычицы, непосредственно: я уже писал, что когда вошел в храм, залитый огнями свечей, то сразу почувствовал торжество людей; и оно передалось мне.

 

Но оно было еще неопределенно: откуда и почему?

 

Но очень скоро будто кто подсказал: «Величают Богородицу». Славят, хвалят Богородицу.

 

Прежде всего, почувствовалось вот это самое настроение величания. Ведь и на небе Ее в сей день особо величают… И на земле величают… И мне будто бы «слышится» это величание… Не во мне еще оно, а вне меня: у ангелов, может быть… у богомольцев… Но пока не у меня. В меня оно проникает лишь эхом… Точно волной, но понемногу, начинает заливать и меня. Даже на Успение, в день «славы» Богородицы, я не ощущал этого…

 

Весьма характерно: в день «славы» вознесшегося Господа тоже не ошущал такой радости, какую ощущал на Рождество Христово. Видно, то и другое не под силу еще нам. Подобное еще испытываешь – и даже в большей степени – на Благовещение: там уже хочется петь: «Благовествуй, земле, радость велию…»

 

Ныне значительно меньшая радость, – но радость. Только там уже радость и о Богородице, и о Христе; а ныне – величание Богородицы единой. Хотя – и ради Христа, но величание-то – Ей; и именно потому, что – ради Христа, величают Ее как – Богородицу.

 

Вот сие слово, – нет, даже не «слово», а – Сама Она «Богородица», – до такой степени это ясно переживалось, как ни в какие иные дни Ее праздников…

 

«Богородица!»

 

Величайшее благодарение Богу за то, что хоть в самый праздник дано было ощутить сию Божественную тайну – воспринять Владычицу, Пречистую Деву Марию, именно – как Богородицу.

 

Трудно выражать эти вещи! Вообще сердце не легко переводится на язык слов… Не в силах я и сейчас углублять это… Некоторые драгоценные истины лучше скрывать в молчании. Только могу сказать: от одного этого имени душа наполнялась радостью, даже до слез… И когда я на другой день стал говорить народу поучение, то именно говорил на сие единое слово… Звал людей – почувствовать: Кто Она?! Звал поклоняться Ей, целовать бы землю под пречистыми стопами Ее… Звал хвалить, почитать Ее выше всего, после Бога.

 

И стало мне понятно, что святые отцы в своих словах на этот день не углубляются в идеи, смыслы, а больше хвалят, славословят и величают Ее.

 

Да, ныне было Ее величание.

 

Это и есть благодать вторая: она дается нам для участия в прославлении Ее, именно как Пресвятой Богородицы. Дается это и ощутить! А что же выше? Да это сама по себе такая высокая благодать, что всякие другие дары в нынешний день были бы без сравнения меньше.

 

Это все переживалось на всенощной… И может быть, лишь какая-нибудь искра запала от стихир в душу и зажгла это величание… Но думаю, что не от стихир это пришло, а таинственно из таинственных недр.

 

И лишь после всюду увидел это величание.

 

«Кто довольно по достоинству нети возможет, от Анны неизреченно младенствующую Деву… всех бо жизнь и очищение млеком питается, Богородица Чистая» (3-я [стихира на] «Господи, воззвах» на малой вечерне).

 

Все Тебя ублажают: «…яко Мати была еси Творца всех Христа Бога. …Богородице всепетая и неискусобранная» («И ныне», на «Господи, воззвах» на малой вечерне).

 

«Храм Божий, едина Богородица… происходит…» («И ныне», стиховна на малой вечерне).

 

«Рождество Твое Богородице Дево, радость возвести…» (тропарь).

 

«…Неплоды раждает Богородицу, и Питательницу жизни нашея» (икос, [см. также:] седален по полиелее).

 

Всюду звучит немолчно это слово – Богородица, – как на Рождество – «Христос раждается», или «Христос воскресе» – на Пасху…

 

В других местах, хотя и иными словами, именуется Она же: «Мати Божия», «Богоневестная», «Питательница жизни (то есть Христа) нашея», «Непорочная Невеста Отча», «Божие обиталище», «Приятелище Божие», «Едина дверь Единороднаго Сына Божия», «Престол свят», «Небо одушевленное» и т.д.

 

Заключу эту главу задостойником (ирмос 9-й песни), который поется ежедневно до отдания праздника и говорит о величании Богородицы: «Чужде матерем девство, и странно девам деторождение, на Тебе, Богородице, обоя устроишася: тем Тя вся племена земная, непрестанно величаем».

 

И вообще вся 9-я песнь заканчивается приглашением славить и величать Ее: «…Благословенная, Всечистая, Тя, Богородице, величаем» (ирмос 9-й песни 1-го канона).

 

Бог ныне «дарует… плод на веселие нам, Тя Бого- мати Пречистая, Юже достойно величаем» [1-й тропарь 9-й песни 1-го канона].

 

«…Κ Богу вину (причину) присвоения, к Зиждителю мост, Тя, Богородице, величаем» [2-й тропарь 9-й песни 1-го канона].

 

«…Славословяще покланяемся Тебе, поем и сла’- вим» [4-й тропарь 9-й песни 2-го канона].

 

Даже – «пеленам покланяемся Твоим, Богородице…» (3-й тропарь 9-й песни 2-го канона).

 

Приснодеву почтим

 

Наряду со всеславным именем Богородицы довольно мест, где прославляется Ее девство и приснодевство. Об этом пишем лишь для того, чтобы еще более возвеличить высоту, чистоту, святость, нетленность, непорочность Той, от Коей благоволил воплотиться «Един Свят Господь».

 

Это начинается еще на малой вечерне: «…празднуем днесь… блажаще Деву Чистую» (1-я [стихира на] «Господи, воззвах»), «…Приснодеву Отроковицу песнь- ми почтим» (1-й тропарь 1-й песни 1-го канона). «Тя блажит Приснодево вся тварь…» (3-й тропарь 3-й песни 2-го канона).

 

И произошла Она от целомудрия, и Сама – защитница девства: об этом говорится на хвалитех: «Столп целомудрия одушевлен, и светлое приятелище, блистающееся благодатию, Анна благославная явльшися, породи (породила) забрало войстинну девства. Божественное процветение, Яже (Богородица) всем девственным, и девства желающим дарование, девства доброту (красоту) яве подающую, и дарующую всем верным велию милость» (3-я стихира на хвалитех).

 

В иных местах соединяются оба этих славных имени – Дева и Богородица: «Дева Мария и Богородица истинно… днесь возсия нам…» (седален по 3-й песни). Еще сильнее выражено это в задостойнике.

Но все же должно сказать, что сие имя – Дева – несравненно реже прославляется ньше Церковью, чем – Богородица.

 

И отчасти о девстве нужно было говорить потому, чтобы утвердить истину о приснодевстве или просто – о девстве Ее и по Рождестве Господа, как была Она Девою и до Рождества.

 

Закончим это славословием рожденному от Нее Христу, «Емуже покланяющеся, воспеваем Девы Bceнепорочныя Рождество» («И ныне», стиховна).

 

«Малая Госпожа»

 

После всех этих мыслей о славословии и величании Богородицы ставится вопрос – не две ли «славы» у Богородицы: одна на Успение, другая на Рождение? Ведь и у многих святых по две «памяти»: святитель Николай чудотворец (9 мая и 6 декабря); Иоанн Богослов (8 мая и 26 сентября); святитель Василий Великий [1 и 30 января]; Григорий Богослов [25 и 30 января]; Иоанн Златоуст [27 и 30 января, 14 сентября и 13 ноября]; преподобный Серафим [2 января и 19 июля]; мученик Вениамин (13 октября и 31 марта) и т. п. И у Нее – две славы: начало жизни и конец… А по степени величия славы – Успение больше; ибо к прежнему достоинству Богородицы присоединилось обожение Ее по душе и телу с вознесением на небеса. Потому ныне – «Малая Госпожа» (то есть Владычица; а на Успение – «Великая Госпожа», как хорошо говорят сербы. Но примечательно, что в монастыре престол – Успение; а народ несравненно больше собирается на Рождество Ее. Отчего это? Разные причины: уборка хлебов на юге; прекрасная погода ранней осени; радость праздника. А кроме того – Успением заканчивается пост: очень многие говеют и причащаются Святых Тайн; также и Введение бывает уже через неделю после начала «Филипповок», то есть Рождественского поста.

 

Но, по-видимому, люди почувствовали и радостную благодать праздника – «малой» славы.

 

Наказание за поношение Божией Матери

 

В С. жил один человек злой и развратной жизни; особенно же он сквернился бранью. Однажды он проиграл в карты все свои деньги. И от досады начал извергать бранные слова и на Самого Христа, так что все другие, заткнув уши, убежали. А он дерзко начал хулить потом и Богородицу. Всеблагий Сын Ее не потерпел такого бесславия Матери Своей: кощунник упал на землю и тотчас умер, истекая кровью. Когда раскрыли его тело, то грудь и утроба были у него рассечены донизу, так что видны были все внутренности. Сбежалось много народа.

 

А в одном месте по своим делам шел некий родственник его. На пути ему встретился, точно тень, умерший и сказал: «Я сейчас умер. А Праведный Судия повелел мне сказать тебе следующее, и пусть узнают это все: кто клянет и бранится, пусть каются, чтобы не потерпеть того, что и я или и еще хуже. Знай, что Владыка Христос как долготерпеливый и многомилостивый по Своему беззлобию терпит очень многое, – когда и Его хулят или чинят другие беззакония; и не казнит их здесь временно, до общего воскресения, а потом они будут мучиться вечно. Но тех дерзких людей, которые решаются хулить Богородицу, их не терпит Господь, и eiue здесь дает им начало вечных мук; как потерпел и я сейчас». После этого явившийся исчез. А родственник тотчас направился в город и своими глазами уверился I! истине того, что открыто ему было самим умершим, и рассказал всем присутствовавшим о словах паказаппого хулителя имени Божией Матери.

 

Есть и иные, подобные сему, случаи.

 

Богородица и искупление

 

Этот вопрос всегда становится предо мною.

 

Ответ на него есть и ныне. Правда, в радостный день славы Богородицы Церковь не хочет омрачать праздника печальными мыслями, ибо хочет утешить печальное человечество радостной вестью о «золотой заре» спасения от печалей. Но все же не может укрыться от духовного взора тот путь, коим придет эта радость; но к этому Церковь подходит осторожно и не прямо; и притом только почти в конце утрени, на последней песни канона, говорит открыто. А сначала она говорит о том, что нужно сделать будущему Искупителю или что Он уже сделал. И об этом я уже говорил: [Церковь] избрала самое главное, отчего произошло все прочее. А именно: «проклятое» человечество мучилось оттого, что на нем действительно лежала клятва… И страшная клятва! Клятва неустранимая. Клятва Божия… А кто может противостать Богу?!

 

От этого отлучения Божия и было все зло в мире. И потому нужно было устранить прежде всего именно эту основную беду мира: снять клятву и возвратить благословение Божие. Сие и делает Господь прежде всего – одним Своим воплощением уже; и тотчас ангелы поют: слава Богу! С землею мир на небе! И на земле мир! И между людьми опять благоволение!

 

А на Крещение Сам Отец засвидетельствовал о Сыне: через Него (о Немже) возвращается Мое благоволение [Мф. 3, 17].

 

Клятва снимается, хотя это завершится на Голгофе. Тогда уже – всё, скажет Христос: совершилось [Ин. 19, 30].

 

В день Рождества Богородицы, отсвечивающего праздником Рождества Христова, и говорится о сем первом деле Христовом – снятии клятвы.

 

И говорится и много, и часто; и прежде всего – в главном песнопении, в тропаре: «…из Тебе бо возсия солнце правды, Христос Бог наш, и разрушив клятву, даде благословение…»

 

Это самое нужное – было совершено. И совершено не людьми (да и как они могли бы?! ничтожные!), а Самим Воплотившимся… Вот уже началось искупление… Он Сам нас выкупил: клятву снял… Даже если бы мы и не думали: «как?» – все равно, радость великая: проклятие разрушено и возвращено благословение!

 

А уж если возвращено благословение Отчее, Божие, – то все прочие блага придут сами собою. Из них Церковь выбирает два самых главных и поражающих: уничтожение смерти (воскресение) и дарование жизни вечной, блаженства… Пропускается все прочее: как это сделано? – а говорится лишь о конечных и главных достижениях.

 

Это напоминает пасхальный тропарь: «…смертию смерть поправ и сущим во гробех живот даровав».

 

Так на Рождество Богородицы зрится уже все дело Христа – от упразднения клятвы до дарования блаженства после Страшного суда.

 

И теперь «благословенное» человечество начинает цвести плодами добродетелей, чистоты, святости, мира, блаженства. Припомним главу о «проклятом» мире (см. [главу] «Предварительный вопрос»)… Человечество билось в безысходных тисках. И билось бесплодно. И даже усилия лучших людей не приводили к добру: «Хочу и не могу». Человечество было духовно бесплодно, как бесплодно телесно были родители Богородицы.

 

Эта естественная параллель так легко приходит на мысль, что ее употребляют разные творцы песнопений в богослужении.

 

«Неплодства преложенне (изменение то есть в Анне), мирское (мировое) разреши (разрешило) неплодство благих (неплодство добра)…», – говорит Иоанн Дамаскин (ср.: 2-й тропарь 8-й песни 1-го канона).

 

И на хвалитех некий песнопевец взывает то же: «…от неплодове плод возсия…» и «…доблественно мирское благих разреши неплодство…» (2-я хвалитна).

 

В частности, лишь после Богородицы расцвело «Божественное процветение». Божий цветок – девство, недостаточно чтимое в Ветхом Завете, да и непосильное ему.

 

Как же, однако, совершились эти два великих дела: снятие клятвы и разрушение смерти (а следовательно, и дарование жизни вечной)?

 

На это Церковь отвечает, как я уже сказал, прямо лишь в конце канона и то очень кратко, одним ирмосом: «Снедию древа, роду (человеческому) прибывшая смерть, – Крестом – упразднися днесь; ибо праматерняя всеродная (всеобщая) клятва разрушися, прозябением Чистыя Богоматере» (2-й ирмос и 2-я катавасия 9-й песни).

 

Вот где все «разрешилось»: на Кресте.

 

Но этот открытый ответ начал разрешаться значительно ранее – с самого начала канона, но прикровенно… Обычно слушатели внимают тропарям и стихирам, где говорится прямо о праздничном. И не всегда обращают внимание на так называемую катавасию (то есть заключительные ирмосы после каждой песни, поемые обоими ликами на «сходке», в середине храма; а «сходка», схождение, по-гречески – «катавасия»). А они расположены мудро в Церкви на весь год (есть в Уставе, или Типиконе, особая глава о катавасиях). Например, с Введения начинают уже петь катавасию «Христос раждается…» И как сразу «повеет Рождеством»…

 

А с Успенского поста начинается воздвиженская катавасия: «Крест начертав…» И на славное Преображение она тоже звучит, как красная нитка в белой материи: ожидается Голгофа… А на Успение вот ее нет: там только слава Богоматери. И все печальное уже в прошлом… Все «забывается», поглощено славным концом.

 

На Рождество же Богоматери все это еще впереди. Но Церковь не хочет об этом петь прямо; а косвенно напоминает катавасиями: поет заключительные песни в каноне Воздвижения – о кресте: «Крест начертав Моисей…» (1-я [песнь]); «…ныне процвете древо креста…» (3-я [песнь]); «О треблаженное древо, на немже распяся Христос, Царь и Господь; имже (древом) паде, древом прельстивый (то есть диавол), тобою прельстився, Богу пригвоздившуся плотию…» (5-я песнь). Иона «…спасительную страсть проображаше яве» (6-я песнь). И особенно ясно ставится в связь Богородица и крест в 9-й песне – [в] катавасии: «Таин еси, Богородице, рай, невозделанно (без усилий человеческих) возрастивший Христа, Имже крестное живоносное на земли насадися древо», – то есть: Ты, Богородица, возрастила Христа; а Он насадил на Голгофе живоносный, спасительный Крест.

 

Да и вообще близость этих двух праздников – Рождества Богородицы и Воздвижения Креста – знаменательна: о ней еще мы будем говорить в «круге» праздников. А отчасти и далее упомяну.

Но – еще отмечу снова – для нас важно и то, что Церковь говорит ныне настойчиво о снятии клятвы… В этом и заключается первое дело искупления, или плод его. Снято неплодство с Иоакима и Анны; снимается неплодство (проклятие) и с людей…

 

Об этом Церковь говорит и в кондаке: «Иоаким и Анна поношения безчадства, и Адам и Ева от тли смертныя свободистася Пречистая, во святем Рождестве Твоем. То (это же) празднуют и людие Твои, вины (причины) прегрешений избавльшеся…» и т.д. Это она повторяет и в других местах: ныне родилась «…живота нашего Ходатаица (Посредница), (как? – чрез) клятвы отъятие, благословения подание» (2-я стиховна). «Днесь… разрешается… неплодство (Иоакима и Анны), и Адам (от) древния клятвы…» (3-й тропарь 5-й песни 2-го канона). «Адам свободися, и Ева ликует, и вопиют духом к Тебе Богородице: Тобою избавихом- ся первородныя клятвы, явльшуся (чрез явление от Тебя) Христу» (3-й тропарь 7-й песни 2-го канона).

 

О наших нуждах

 

Об этом говорится сравнительно мало: душа занята прославлением грядущего спасения от «предгрядущей» Богородицы, Которую и ублажает радостно. И лишь в двух-трех местах на праздник мы просим Ее заступления: от Тебя происходит «радость… всему миру», поэтому – «…Β рождестве Твоем, Дево Богозванная (Богоименитая), миру мир испроси, и душам нашим велию милость» (2-я стиховна); и в самом последнем (богородичном) тропаре канона тоже просим: «…моли, Bceчистая, спастися душам нашим» (9-я песнь 2-го канона). И только. Но зато чаще выражается уверенность, что Она и без того – несомненная Заступница наша и Посредница. Да и самое «Спасение», Спаситель – через Нее пришел; а если пришел, то и будет спасать: Она вводит «Христа во вселенную, во спасение душ наших» [2-я стихира на «Господи, воззвах»]. Поэтому «…возопиим Той с Гавриилом… радуйся. Благодатная, Господь с Тобою! Тебе ради даруя нам велию милость» (богородичен на литии).

 

Троица несозданная

 

Теперь мне хочется отметить немного отдельных мыслей особенного характера.

 

Во втором каноне (Кир Андрея) во всех песнях есть по одному тропарю в честь Пресвятой Троицы: «Три безначальна славлю… Три соприсносущна в Существе Едином проповедую: Един бо во Отце, и Сыне, и Дусе, славословится Бог» (1-я песнь); «…поем безлетнаго (то есть вневременного) Сына Твоего…» (3-я песнь); «Cлавлю… Троицу несозданную…» (4-я песнь) и т. д.

 

Сначала я не понимал: зачем это? Но, всмотревшись в содержание троичных тропарей, уразумел: «Богородица»… Родит Бога – Христа… Кто же Он? Не человек, а Единородный Сын (5-я песнь) безначального Отца. Он – Един от Троицы – Единицы. Он – до рождения во плоти – собезначальный Отцу, безлетный. Так естественно мысль о Троице связана с Рождеством Богородицы: Бог «несозданный» ныне «созидает дом» – Богородицу для «создания Себя». Это первое.

 

А второе: на Богородице обнаружилось действие всех Трех Лиц Божиих. Это объясняется в 6-й песни: «В Тебе Троическое таинство поется, и славится Чистая: Отец бо благоволи, и Слово вселися в Тя, и Божественный Дух Тебе осени».

 

«Непорочное зачатие»

 

В связи с Рождеством Богородицы возникает вопрос о Ее «непорочном зачатии», что у католиков возведено в догмат.

 

В службе на праздник действительно встречаются эти слова: «Поем святое Твое Рождество, чтим и непорочное зачатие Твое, Невесто Богозванная и Дево, славят же с нами ангелов чини, и святых души» (4-й тропарь 6-й песни 2-го канона). Но, во-первых, эти слова можно относить к рождению и зачатию Ею («Твое» – вместо «от Тебя») Сына Божия. Это очень часто употребляется: например, «Рождество Твое нетленно явися: Бог из боку Твоею пройде…» и т. д. (ирмос 9-й песни канона Преображению).

 

Но если и говорится здесь о Рождении Ее Самой, то Церковь в своих песнопениях нередко говорит многое «гимнологически», то есть с целью славословия. И тогда она употребляет выражения в превосходной степени, усиливает мысли, подчеркивает до предела. Например, все мы знаем кондак: «Не имамы иныя помощи, не имамы иныя надежды, разве Тебе, Владычице…» Но кто же не знает, что мы надеемся и на святителя Николая, и на преподобного Серафима, и других святых; а еще более – на милость и благодать Самого Бога Спасителя?! Но так как ныне прославляется Богородица, то Ей и приписываются славословия в высшей степени.

 

Мысль же этих слов та, что родители зачали Ее уже в бесстрастной старости, что они оба были праведны, целомудренны, что зачатие было даром особой благодати Божией, – и т. п.; то есть свято, как говорится… И Кир Андрей, пиша эти слова, не помышлял, конечно, что им у католиков будет придан смысл не «гимнологический» (хвалебно-славословительный), а точно-догматический. Родилась же Она, как и все.

 

А о «святом» зачатии можно говорить и про Иоанна Крестителя, и про многих иных «вымоленных» святых. Да и нет охоты касаться этого вопроса: к Пречистой Богородице нужно подходить со страхом… А иное лучше благоговейно пройти святым молчанием.

 

Зачата Она была по дару Божию, но естественно. А следовательно, и «первородный» корень греха был передан Ей. Но благодатию Божиею и Своим подвигом Она преодолела все искушения его. И в этом – Ее слава, сила и величие. Однако потребовалось особое очищение от сего «корня» Духом Святым, которое и совершилось в момент зачатия Ею Сына Божия или пред сим моментом.

Из русских богословов епископ Игнатий (Брянчанинов) говорит, что и для Нее Сын Божий был Спасителем, как Она Сама воспевает в песне Своей: …и возрадовася дух Мой о Бозе Cпаce Моем… [Лк. 1, 47].

 

Но православное сознание смиренно не любит касаться этого вопроса, благоговея пред Честнейшей херувимов и Славнейшей серафимов. Умолчу и я, недостойный, касаться «одушевленному Божию Кивоту» (задостойник Благовещения).

 

Сама здесь, Владычица

 

Вспоминается мне еще одно впечатление на всенощной.

 

Вот служат… Величают Ее… И думается, чувствуется: вот и Она здесь Сама присутствует… Таинственно… Непостижимо… А присутствует… И это было – живо.

 

Искушения и праздники

 

Еще о. Иоанн Кронштадтский отмечал, что в праздники враг старается особенно сильно искушать: или расстраивать мирное настроение раздражением, или подставлять какое-либо, будто «неотложное», «дело», чтобы рассеять сосредоточенное молитвенное внимание пред службою, или даже во время самой литургии вселяет какие-либо охлаждающие мысли. И вообще, говорит о. Иоанн, точно в гору идешь, а песок под ногами точится вниз и затрудняет подъем. «Враг в праздники Господни берет с христиан свой оброк, Kpaйне великий оброк; и чем больше праздник, тем больше оброк врагу платят христиане, ибо, что мы видим в праздники? Совершенную праздность, разнузданность плоти, пьянство, распутство, драки, кражи, увеселения. Боже мой!.. Какое усердное служение диаволу! Христиане ли эти люди.:, искупленные честною кровию Сына Божия? В христианские ли ты времена живешь, не в языческие ли? <…> Беззаконие разливается но земле; царство врага распространяется, – Царство Твое (Господи. – М. В.) сокращается…»

 

«Пред наступлением великих праздников надо быть особенно внимательным к себе. Враг заранее старается охладить сердце к предмету празднуемого события… Тут он действует на нас или чрез атмосферу (дурную погоду), или чрез принятую внутрь пищу и питие, или чрез свои разжженные стрелы, с избытком бросаемые в сердце и сильно палящие всего человека, при этом чувствуются лукавые… и хульные помышления и (даже) сердечное отвращение к предмету торжества. Надо преодолевать врага понуждением себя на богомыслие и молитву».

 

О самом празднике он пишет: «Хорошо праздник проведешь, во славу Божию и во спасение души, если будешь упраздняться от страстей… и… упражняться… в добродетелях». «Хорошо проведешь праздник», «если возродишься, обновишься благодатию».

 

И наконец, еще: «В великие праздники враг и завистник наш диавол оскорбляет, опечаливает и повергает нас в крайнее уныние или болезнями телесными, удручающими и подавляющими дух, или своими духовными разжженными стрелами, или крайним бесчувствием и холодностью. В скором времени сделается явным, что (это) враг в тебе коварствовал, а не… было (это)… естественное расположение духа».

 

Все это писано им с опыта.

 

В повестях о подвижниках пришлось читать, как в некотором монастыре одному святому старцу предложили чашу вина; он выпил. Предложили еще; и эту он выпил. Подали третью. А старец остановил и сказал: «Брат, не забудем, что есть диавол!»

 

И я знал в жизни одного монаха, который после святого причащения никуда не ходил, не говорил, не тел даже на трапезу, а затворялся в келии, храня святую благодать.

 

Не рано ли?

 

В аскетике различаются термины «душевный» и «духовный»; первое – естественно, второе от благодати; первое близко к плотскому, второе ему противоположно.

 

И нам, обыкновенным людям, нужно всегда и очень твердо помнить, что мы еще очень далеки от «духовного» состояния. А потому и все наши чувства, – несмотря на их истинный и хороший источник («благодать» праздника), – весьма непрочны и способны весьма быстро изменяться. И тогда радость может перейти в веселость душевную с ее дурными последствиями, бывающими тогда, когда у человека теряется «собранность» духа.

 

И думаю, что эта душевность (по неизбежности, от нашего несовершенства) проникает даже в самую радость праздника, и качественно. И потому нужно быть зорким к себе.

 

Праздники – это дело будущего века. А здесь – удел святых. «У меня всегда Пасха!» – говорил один пустынник. А преподобный Серафим всегда пел: «Христос воскресе»,– или встречал людей этими же словами, добавляя собеседнику, от полноты радующегося сердца своего, титул: «Радость моя!»

 

А мы… далеко не преподобные…

 

И радость еще непосильна нам.

 

Помнится, у святого Макария Великого есть рассуждение: некоторые просят у Господа дара горячей молитвы. А Он не дает им ее, ибо они еще не стяжали сосуда для хранения сей высокой благодати, то есть не имеют еще ни чистоты, ни простоты, ни кротости.

 

Однако они продолжают стучать к Богу. И Господь, сказавший, что просящему дастся, толкущему отворится, исполняет желание молящегося. Но что же бывает потом? Дар молитвы очень скоро снова исчезает, или человек впадает в раздражение, или даже падает…

 

То же нужно сказать и о благодати праздников. Не можем мы хранить ее, как должно. А отсюда дальнейший вывод вот какой: если мы не способны еще к радости, то лучше нам желать сокрушения, внимательного трезвения, смирения; и – бояться восторгов, как еще непосильных и, может быть, даже смешанных с «душевностью».

 

Смиреннее и благоразумнее быть сдержанным. А уж если и даровал Господь «благодать праздничной радости», то нужно хранить ее, таить от врага, не показывать – прятать в душе, – чтобы он не искушал сильнее; и тем более должно в таком случае быть осторожным к искушениям.

 

Но все это легко говорить; а как дойдет до дела, тогда все это забывается; а если и помнится, то не хочется: слабы мы еще!

 

Радость-то еще – не наш удел…

 

А потому, как премудро и промыслительно-спасительно следует за радостным Рождеством Богородицы – скорбное, аскетическое, страстно-распинательное – Воздвижение Креста, с его основным смыслом искупления, жертвы за наши грехи Самого Сына Божия…

 

Радость, которую Церковь показала в «златой заре» Богородичного Рождения, есть еще удел и идеал будущего… А на пути к нему лежат кресты, кресты, кресты.

 

Крест умаления воплотившегося Сына Божия.

 

Крест всей Его жизни – от обрезания до Голгофы…

 

Крест распятия за это наше неумение и радоваться.

 

Крест у всякого собственный, а у всех общий – распинать плоть свою со страстьми и похотьми.

 

Недаром в древности (в житии мученика Каллиопия) в праздники христиане постились…

 

Конечно, и пищею можно радоваться и славословить Господа; но мы, немощные, меры не знаем…

 

Нужно бы все это внедрить в сердце, – и пытаться проводить в дело.

 

И не будем думать, что это – ново. В молитве после причащения мы часто читаем просьбу к Пресвятой Богородице: «…помилуй мя, и даждь ми умиление, и сокрушение в сердце моем, и смирение в мыслях моих… И подаждь ми слезы покаяния и исповедания… (то есть грехов)» (5-я молитва).

 

Правда, в других молитвах говорится и о «радости, здравии и веселии» (4-я молитва), но наряду с этим молимся: «Всего мя спригвозди страху Твоему. Присно покрый, соблюди же, и сохрани мя от всякаго дела и слова душетленнаго» и т.д. (3-я молитва).

 

А законы благодати одни и для святого причащения, и для «благодати праздничной».

 

Победа покаяния

 

Но что же делать, если (а это столь легко для немощного) я провел не как нужно праздник? Конечно, нужно заранее ожидать, что благодать отлетит… Это уже – несомненно!

 

Ну, а далее? А далее опять единственный путь: «Господи… даждь ми положити начало благое», – как говорится в молитвах святителя Иоанна Златоуста [молитва 7-я на сон грядущим]. А начало – покаяние, сокрушение, смирение; а если можно, то и – исповедь… Но и сокрушение, и покаяние, и исповедь – это тоже дары Божии, и дары великие.

 

Как безысходны и беспомощны были люди до Христа! А мы теперь не безысходны: у нас есть постоянный «Путь», Который Сам о Себе сказал: «Аз есмь путь…» (Ин. 14, 6), Который сказал о Себе: «Я – дверь овцам» (ср.: Ин. 10, 9). И к Нему мы теперь всегда можем прибегать как к Спасителю. Самое главное, что мы теперь «имеем Ходатая на небесах» (ср.: 1 Ин. 2, 1; Евр. 9, 15).

 

Этот самый «немощный» человек вдруг решает – бороться… Лежит поваленный, раненный. И вдруг дерзает бороться. Побежденный телом, решается помериться духом… Решается на смелое дело – унизить себя сознанием, сокрушением, смирением, – и через это восстать, с Божиею помощью.

 

Решается смиренно просить у Бога милости… И идет… Ползет, а – вперед.

 

И побеждает… Смирение преодолевает диаволову победу.

 

Диавол не может смириться. А мы смиряемся. И этим побеждаем его.

 

И припомнился мне тот поразительный случай, который описан святым епископом, рукоположенным ангелами, святителем Амфилохием Иконийским [11], другом святителя Василия Великого, как Господь прощал много раз падавшего инока; и после последнего падения пришедшего опять в храм, к Богу милосердному, с покаянием… Диавол ведет спор с Богом о душе его. Господь оправдывает кающегося; и он умирает здесь же, в храме… Поразительная повесть…

Бог не может делать неправды. Если оправдал, – то и по «правде». А она заключалась в том, что грешник покаянием побеждал содеянное зло, грех, диавола, – а чрез это становился уже не добычею сатаны, а сыном силы Божией.

 

Вот что стало возможно после Христа Спасителя! Вот чему послужила Богородица, рождшая «Спасение миру»: «…Еюже безстудный ад попрася…», поэтому благодарно «…достойно возопиим: блаженна Ты в женах, и плод чрева Твоего благословен» (4-я стихира на литии).

 

«Спасать»

 

«Спаситель»… Пришел «спасать». Это слово ясно говорит о том, что Он это спасение будет еще совершать… Не принес его, как уже нечто совершенно сделанное. Это было бы недостойно ни Его, ни нас… Да и невозможно. А постепенно будет совершать в нас сие спасение. Следовательно, не по-протестантскому мы можем думать: «Спасены уже совсем»; а надеемся спасаться Его силою и помощью… А Он – прошел чрез Голгофу.

 

Источник: Вениамин (Федченков), митр. Размышления о двунадесятых праздниках от Рождества Богородицы до Сретения Господня. – М.: Правило веры, 2008. С. 7-57.

ПРИМЕЧАНИЯ

 

[1] Священномученик Киприан, епископ Карфагенский (ок. 200-258; память совершается 31 августа), – Киприан Фасций Цецилий – родился в богатой и знатной языческой семье, получил прекрасное образование и стал блестящим оратором, учителем философии и красноречия в Карфагенской школе. Часто выступал в судах как ходатай и защитник по делам своих сограждан. В сорока шестилетнем возрасте Киприан принял святое крещение, раздав все имение нищим. Через год после крещения он был рукоположен во пресвитера, а около 248 г. – избран на епископскую кафедру Карфагена; с этого времени началась его архипастырская и литературно-богословская деятельность. Прежде всего, святитель Киприан занялся церковным благоустройством, а его святая жизнь вызывала у паствы желание подражать его благочестию, милосердию и мудрости. В жестокое гонение императора Декия (249-251) он, получив повеление свыше, скрылся из Карфагена, оставаясь духом со своей паствой, поддерживая постоянную связь с карфагенскими христианами и укрепляя пресвитеров, исповедников и мучеников письмами и посланиями. Умиряя раздоры в Карфагенской Церкви, вспыхнувшие после прекращения гонения, святитель Киприан написал ряд посланий, а затем книгу «О единстве Церкви». Когда в Карфагене вспыхнула моровая язва, архипастырь сам ухаживал за больными, погребал умерших, причем не только христиан, но и язычников, являя собой пример мужества и самоотверженности. С началом нового гонения со стороны императора Валериана (253-259) святителя Киприана сослали в местность Курубис, где им было написано много писем и книг. Желая пострадать в Карфагене, он сам вернулся в город. На суде он отказался принести жертву идолам и был приговорен к усечению мечом, оставив Церкви драгоценное наследие – свои сочинения и письма, в которых изложено православное учение о Церкви.

 

[2] Иннокентий (в схиме Иоанн; Иван Васильевич Солодчин), бывший епископ Приамурский и Благовещенский, родился в 1842 г. в семье священника села Малеевского Рязанской губернии Касимовского уезда, перебравшегося на жительство в Сибирь. Окончил Томскую духовную семинарию. В 1863 г. поступил в Санкт-Петербургскую духовную академию. Оставив академию на третьем курсе, поступил в Алтайскую духовную миссию, где был учителем Улалинского миссионерского училища. В 1874 г. был перемещен в Забайкальскую миссию при Кударинском Стане. В 1875 г. принял монашеский постриг и был рукоположен во иеромонаха. Затем последовательно служил в Тарабагатайском миссионерском стане, в Крестовой архиерейской церкви, заведовал Катандинским миссионерским станом, был духовником Томской духовной семинарии. В 1889 г. возведен в сан игумена. С 1890 г. – помощник начальника Алтайской миссии. В 1893 г. возведен в сан архимандрита. С 1898 г. – настоятель томского Алексеевского монастыря. В 1899 г. хиротонисан во епископа Приамурского. В 1900 г. уволен на покой. Управлял Херсонесским святого Владимира монастырем Таврической епархии, Свияжским Успенским монастырем Казанской епархии, затем снова возвращен в Херсонесский монастырь. В 1915 г. по его прошению был освобожден от управления монастырем и определен на жительство в Покровский монастырь Московской епархии. Скончался 23 октября 1919 г. Владыка Вениамин был лично знаком с епископом Иннокентием и посвятил воспоминанию о нем главу своей книги «Божьи люди» (см.: Митрополит Вениамин (Федченков). Божьи люди. М.: Отчий дом, 1997. С. 237-254).

 

[3] Своекоштный – на собственном иждивении, содержании.

 

[4] Преподобный Иоанн Дамаскин (ок. 680 – ок. 780; память совершается 4 декабря) родился в Дамаске в христианской семье. После смерти отца – казначея при дворе халифа – занял должность министра и градоправителя. С распространением иконоборческой ереси, поддерживаемой византийским императором Львом Исавром, преподобный Иоанн стал на защиту православного ико-нопочитания. Три его трактата «Против порицающих святые иконы» привели императора в ярость. Лев Исавр, оклеветав Иоанна Дамаскина с помощью подложных писем, отосланных халифу, обвинил преподобного в государственной измене. Халиф приказал отстранить Иоанна от должности и отрубить ему кисть правой руки. Получив исцеление после усердной молитвы перед иконой Божией Матери, наименованной впоследствии «Троеручица», преподобный Иоанн отказался занять прежнюю должность и удалился в лавру Саввы Освященного, где до конца дней подвизался в писании духовных книг и церковных песнопений. Главное произведение Иоанна Дамаскина – «Источник знания», состоящее из трех частей («Диалектика», «Книга о ересях» и «Точное изложение православной веры») – остается непревзойденным курсом догматического богословия. Из гимнографических творений несомненно установлена принадлежность преподобному Иоанну канонов: пасхального, на Рождество Христово, Богоявление, Вознесение, Благовещение, Преображение, Успение и многих других – всего до шестидесяти четырех – канонов; он составил также книгу «Октоих», воскресные службы, панихиду и т. д.

 

[5] Святитель Андрей, инок Иерусалимский, архиепископ Критский († 712 или 726; память совершается 4 июля), родился в Дамаске в благочестивой христианской семье, в четырнадцать лет принял иноческий постриг в обители преподобного Саввы Освященного. Там святой Андрей проводил весьма строгую жизнь, был кроток, воздержан, так, что все удивлялись его добродетели и разуму. Впоследствии был причислен к иерусалимскому клиру и назначен секретарем патриархии. В 680 г. архидиакон Андрей был включен в число представителей святого града Иерусалима на VI Вселенском Соборе, где он противоборствовал ереси монофизитства (см. коммент. 12 к с. 61), опираясь на глубокое знание православных догматов. Вскоре после Собора он был отозван из Иерусалима в Константинополь и определен архидиаконом к храму Святой Софии, Премудрости Божией. Около 690 г. он был рукоположен во архиепископа города Гортины на острове Крит. На новом поприще он просиял как истинный светильник Церкви и великий иерарх – богослов, учитель и гимнотворец. Святитель Андрей Критский – автор многих богослужебных песнопений. Среди его творений наиболее известен великий покаянный канон, читаемый Великим постом. Ему также принадлежат: каноны на Рождество Богородицы, Рождество Христово, трипеснцы на повечерии Недели ваий и на первые четыре дня Страстной седмицы, стихиры на Рождество Христово, Сретение Господне и Воздвижение Креста.

 

[6] Преподобный Косма, епископ Маиумский, творец канонов († oк. 787; память совершается 12 октября), родом из Иерусалима; лишившись родителей, воспитывался родителями преподобного Иоанна Дамаскина, получил прекрасное образование. Вместе с преподобным Иоанном удалился в монастырь преподобного Саввы Освященного, где прославился монашескими подвигами и гимнотворчеством. Во время иконоборческой ереси выступил вместе с преподобным Иоанном в защиту православного почитания святых икон. В 743 г. был хиротонисан во епископа Маиумского. Преставился в глубокой старости, оставив множество канонов, среди которых каноны: на Неделю ваий, Успение Богородицы, Рождество Христово, Воздвижение Креста, Пятидесятницу, Сретение, Крещение, Преображение Господне и многие другие.

 

[7] Преподобный Иосиф Песнописец († 883; память совершается 4 апреля) родился на Сицилии в благочестивой христианской семье. В пятнадцатилетнем возрасте поступил в монастырь в Фессалониках, где впоследствии был рукоположен во пресвитера. Посетивший монастырь преподобный Григорий Декаполит заметил молодого священника и взял его с собой в Константинополь. Это было время жестоких иконоборческих гонений. Преподобные Григорий и Иосиф безбоязненно отстаивали почитание святых икон. Преподобный Иосиф был заключен иконоборцами в темницу на острове Крит, где провел шесть лет. По возвращении в Константинополь он построил церковь и основал при ней монастырь. Во время возобновления иконоборческих гонений преподобный Иосиф вновь пострадал – одиннадцать лет он провел в изгнании. По возвращении из ссылки, патриарх Фотий назначил преподобного Иосифа духовником константинопольского клира. Преподобный Иосиф преставился ко Господу, достигнув глубокой старости. Он оставил после себя множество богослужебных песнопений и канонов. Исследователи его творчества справедливо замечают, что «подлинно никто из песнописцев не написал столько священных песней, сколько написал преподобный Иосиф». О духе и силе песнопений преподобного Иосифа его жизнеописатель, диакон Константинопольской Церкви Иоанн, написал так: «Когда он стал писать стихи, то и слух услаждал чудно приятностию звука, и поражал сердца силою мыслей. Какого рода музыки нет у него? Какая сладость стиха не исторгается из уст его? <…> Чудное находят отдохновение здесь и те, которые стремятся к жизни совершенной; возмущаемые, как волнами, сердечными движениями укрощают в себе смятение, когда слушают их; а радующиеся начинают плакать от полноты радости и восторга. <…> Да и кто столько нечувствителен будет, чтобы, читая сладкие, восхитительные песни Деве Богородице, не поразился до глубины души и не стал скорбеть и оплакивать грехов своих?»

 

[8] Преподобный Феофан Исповедник, епископ Никейский, творец канонов († ок. 850; память совершается 11 октября). Преподобный Феофан и его старший брат преподобный Феодор († ок. 840; память 27 декабря) родились в Палестине от благочестивых родителей. Братья получили хорошее образование и были искусными философами. Оставив мир, братья удалились в лавру преподобного Саввы Освященного, где приняли монашеский постриг, а позже были рукоположены в пресвитерский сан. Святые братья прославились как защитники иконо-почитания. Они претерпели тяжкие муки, заточение, голод. Император-иконоборец Феофил (829-842) приказал написать раскаленными иглами на лицах святых братьев стихи, оскорблявшие исповедников (поэтому их и именуют «Начертанными»). Затем Феодор был посажен в темницу, где и скончался, а Феофан отправлен в ссылку. С восстановлением иконопочитания преподобного Феофана вернули из ссылки, и он был возведен в сан епископа Никейского. Святитель написал около 150 канонов, в том числе и канон Святому Духу на повечерии Пятидесятницы.

 

[9] Мануил Панселин – знаменитый греческий иконописец, родом из Фессалоник, живший в XVI веке. Исторических сведений о нем практически не сохранилось. Епископ Порфирий (Успенский), изучавший фрески Панселина, считал, что ему принадлежат росписи в следующих афонских храмах: Карейском соборе (1535-1536), церкви в прикарейской келии Моливоклися (1537), соборном храме Старого Руссика (между 1554 и 1574), соборе в Хиландаре (между 1571 и 1582). Афонский иеромонах Дионисий из Фурны, иконописец и составитель Греческого иконописного подлинника, живший в XVIII веке, писал: «…я в течение долгого времени, учась живописи с детства, и по возможности подражая Еммануилу Панселину, который как солнце воссиял в Солуни, и видав не только написанные им святые иконы, но и… знаменитые храмы на Святой горе Афонской. Он, некогда сияя блеском живописного искусства, как другое солнце и как златозарная луна, превзошел и затмил всех древних и новых живописцев: что ясно доказывают иконы, написанные им на стенах и досках, и что хорошо поймет всякий, кто сколько-нибудь знает живопись и тщательно и смысленно всмотрится в произведения кисти его». По словам искусствоведа Л.Д. Никольского, «общепризнанная заслуга Панселина заключается именно в том, что он сумел сообщить особую красоту и выразительность существующим типам, не отнимая их силы, не изменяя их сущности и мало посягая даже на внешнюю оболочку их» (Краткий очерк афонской стенной живописи. СПб., 1908).

 

[10] Преподобный Стефан Савваит, творец канонов († после 807; память совершается 28 октября), именуемый также Святоградцем, потому что он был иноком святого града Иерусалима, подвизался в конце VIII – начале IX веков в лавре преподобного Саввы Освященного. Ему принадлежит описание страданий святых отцов, убиенных в обители святого Саввы в 796 году: «…приступаю я к повествованию о нападении бесчеловечных варваров на святую лавру святого отца Саввы и о избиении в ней отцов наших; сам я видел это своими глазами, жив в ней во время набега их». Из богослужебных текстов его перу принадлежат каноны Обрезанию Господню, преподобному Кириаку отшельнику, подвизавшемуся в Палестине (память 29 сентября), преподобным отцам, во обители святого Саввы убиенным (память 20 марта), а также различные тропари и стихиры, в том числе пять стихир в службе на Рождество Божией Матери.

 

 

[11] Святитель Амфилохий, епископ Иконийский († после 394; память совершается 23 ноября), родился в Кесарии Каппадокийской и был двоюродным братом святителя Григория Богослова и близким другом святителя Василия Великого. До своего призвания к святительскому служению он около сорока лет подвизался в пустыне. После того как в 372 году скончался Иконийский епископ, ангелы Господни трижды являлись святому Амфилохию, призывая его идти в Иконию на святительское служение. Истинность этих видений была подтверждена тем, что ангел, явившись в третий раз, вместе со святым воспел ангельскую песнь: «Свят, Свят, Свят, Господь Саваоф». Небесный посланник повел святого в ближайший храм, где собором ангелов он был рукоположен во епископа. Возвращаясь в свою келию, святой Амфилохий встретил семь епископов, которые разыскивали его, по повелению Божию, чтобы поставить его епископом Иконии. Он рассказал им, что уже рукоположен ангелами. В течение многих лет святитель Амфилохий пас иконийскую паству. Его молитва была столь дерзновенна, что он испрашивал у Господа исцеления душевных и телесных недугов своих пасомых. Святитель Амфилохий принимал участие во II Вселенском Соборе (381).