Православный священник Павел Аль-Алаам служит в трех храмах в палестинском городке Бейт-Джала рядом с Вифлеемом. Многим русским паломникам на Святой земле он знаком: отец Павел учился в Санкт-Петербурге и отлично говорит по-русски. Из России, кроме языка, он привез себе спутницу жизни.
Я встречаюсь с матушкой Марией Аль-Алаам на русском участке в Яффо, где она отдыхает с тремя детьми: старшей Софией, младшей Ангелиной и маленьким Дмитрием.
Матушка успевает одновременно воспитывать старшую, кормить среднюю и укачивать младшего, отвечать на мои вопросы — и все это с доброжелательной улыбкой на лице.
Мы говорим о семье и браке, о Палестине православной и неправославной, о современной жизни Иерусалимской Церкви и межконфессиональных отношениях.
В Палестину через Африку
— Как Вы познакомились со своим будущем мужем?
— Классика жанра — учились вместе. Он в семинарии, я на регентском отделении. В Израиле и Палестине нет семинарии, и молодые люди, желающие посвятить свою жизнь служению Богу, едут учиться либо в Грецию, либо в Россию. Покойный Патриарх Иерусалимский Диодор отправил моего будущего мужа учиться в Санкт-Петербургскую духовную семинарию.
Познакомились мы на праздник Успения Божией Матери. Я была первоклассницей регентского отделения, мы должны были убираться в семинарии к началу учебного года. Так мы и встретились — я со шваброй и рабочем халате, он в выглаженном смокинге. Павел уже год проучился в России и неплохо говорил по-русски. Я, увидев его, подумала: «Кто только здесь ни учится!» — а он, как потом говорил: «Эта девушка будет моей женой!»
Так и вышло, но до нашей свадьбы прошло семь лет.
Сначала мы долго учились, потом отец Павел писал диссертацию, потом мы, надеясь обвенчаться на Святой Земле, ждали визу в Израиль, а я два раза на полгода уезжала на послушание на только что открытом русском приходе в Южной Африке, в Йоханнесбурге.
Бывший тогда настоятелем храма в ЮАР отец Филарет (Булеков) попросил митрополита Кирилла, будущего Патриарха, прислать какую-нибудь толковую девушку с регентского отделения. Обычно ведь все заботы о хоре, воскресной школе да просто приходских чаепитиях ложатся на плечи матушки, а он иеромонах.
Изначально нашими прихожанами были русские эмигранты, но благодаря трудам отца Филарета стали приходить и буры (традиционно они протестанты), участвовать в богослужении. Одна женщина, ее звали Эрика, даже участвовала в покупке общинной земли для храма.
Вообще там живут очень верующие люди — некоторые телевизионные каналы по воскресеньям транслируют только псалмы.
Умер священник в Бейт-Джале. Прихожане обратились к нынешнему экс-Патриарху Иринею с просьбой назначить им нового священника и позвонили отцу Павлу: «Приезжай, будешь у нас служить!». Он растерялся: «Да я же еще не женат, мы все никак визы дождаться не можем!» — «Вы ее можете до Второго пришествия ждать! Венчайся и приезжай через Иорданию!».
Израильское Welcome
Мы поняли, что дальше тянуть нечего, и стали готовиться к свадьбе.
Здесь у православных арабов принято обручаться примерно за полгода до свадьбы. Мы тоже сначала обручились — в октябре, одновременно с регистрацией брака, после чего я в очередной раз уехала в Африку. Духовник отца Павла, владыка Вострийский Тимофей, посоветовал поехать в Москву на подворье Иерусалимской Церкви. Что мы и сделали. В июле на Иерусалимском подворье нас обвенчал наш духовник иеромонах Сильвестр (духовник Александро-Невской Лавры) в присутствии настоятеля Иерусалимского подворья в Москве архимандрита Стефана (Диспиракис).
После этого отец Павел уехал на хиротонию и сорокоуст, а я осталась — опять ждать визу. Он возвращался еще несколько раз, и наконец, когда нашей старшей дочке Софии было полгода, мы получили разрешение на въезд в Израиль.
Первое впечатление от Израиля было ужасным и запомнилось мне на всю жизнь. Мост между Иорданией и Израилем мы с полугодовалым ребенком проезжали в набитом как селедки в бочке автобусе без туалета (спасибо, остановки с синими кабинками были — с огромными очередями) с 6 утра до 9 вечера.
Когда мы наконец подъехали к израильской границе, девушка на паспортном контроле увидела, что я иностранка, и подозвала без очереди. Я с радостью подбежала с паспортом. И тут она посмотрела документы: «Ах, ты замужем за палестинцем?! — после чего выразилась очень крепким русским словом и швырнула мне паспорт в лицо. — Последняя в очередь!»
Вот такое было «Добро пожаловать в Израиль».
Встреча с православной Палестиной
Как семья отца Павла отнеслась к его браку с русской девушкой?
О, они очень обрадовались! Дело в том, что отец Павел сначала желал стать монахом. Его маму это крайне огорчало, хотя он у нее не единственный ребенок (всего их шестеро: четыре брата и две сестры). Когда он ей написал письмо: «Мама, я встретил девушку и хочу жениться!» — она немедленно побежала к священнику, который ей выдал официальный документ с печатью Патриархии: «Я, священник Николай, не возражаю, чтобы мой прихожанин Павел Аль-Алаам женился на русской девушке, тем более, что его мать не против». На основании этого документа мы потом венчались.
Как приняли палестинские прихожане русскую матушку?
Очень хорошо! Они обо мне были наслышаны, очень ждали, живо интересовались. Я приехала на Рождество и так устала, что пошла на утреннюю службу, хотя отец Павел служил ночью. Мы сидели со свекровью, а прихожане смотрели на меня во все глаза, улыбались, что-то говорили (я их не понимала), а дети подбегали ко мне и трогали волосы: настоящие или нет?
Вообще православные арабы очень похожи на нас и при этом совсем другие. Народ они шумный, но спокойный. Вера у них детская, сердечно-непосредственная, и это очень умиляет и удивляет в наше время. С другой стороны, поскольку они потомственные православные, многие к этому относятся так: «Я родился в православной семье, поэтому я православный!» — без какого-то православного делания.
За традицию держатся крепко: за церковным календарем даже не следят — им просто живут. Очень строго соблюдают посты. Причем, если заходишь к ним в дом во время поста, а на столе видишь скоромную пищу, они очень смущаются и сразу начинают извиняться и объяснять: у нас в семье кормящая мама, кто-то болен, дети…
Очень совестливые люди. Такая иллюстрация: в шесть утра к магазину, открывающемуся только через час, подъезжает машина из пекарни, и на крючок на двери вешают мешок с хлебом — никто не тронет. Моя мама приезжала и удивлялась: «Неужели не воруют?» А мой муж посмотрел на нее с еще большим удивлением: «А что, ворованный хлеб в горле не застрянет?»
Неукоснительно соблюдаются законы гостеприимства. Постучитесь в любой христианский дом — вас накормят-напоят, а потом уже спросят, зачем пришел.
Работы и послушания, или Женщина равна ослу!
Как живется палестинской матушке?
Сейчас скажу смешную фразу. Арабы-мусульмане считают женщину равной ослу. Моя жизнь очень соответствует этому сравнению. Встаю рано, ложусь — как получится.
Кроме того, что у меня трое маленьких детей, у меня много послушаний. А послушание ничем не отличается от работы, кроме того, что оно бесплатное.
В мои прямые обязанности входит следить за порядком в храме. При храме действует женская благотворительная организация, «тимуровская команда»: у нас записаны адреса и имена всех одиноких пожилых прихожан, чьи родственники эмигрировали, и мы по очереди, раз в два дня, ходим к каждому — кому-то приносим покушать, с кем-то просто пообщаться.
Для другой благотворительной организации я собираю деньги по интернету. Дело в том, что палестинские христиане — весьма сильно дискриминируемое меньшинство. Для христиан не предусмотрено ни бесплатного образования, ни бесплатной медицины, христианам крайне трудно попасть на организованные ООН работы для жителей Палестинской автономии, помощь, присылаемая со всех концов света — от Евросоюза до Арабских эмиратов — распределяется только по мусульманским семьям. Работы нет, экономическая блокада.
Бывает, нужно помочь оплатить одной семье школу детям, в другой случилось несчастье, и кому-то (хуже всего — если кормильцу) необходимо медицинское обслуживание… А медицина здесь дорогая, даже наличие страховки не спасает — она стоит около 900 шекелей в год, на семью из 6 человек выходит около полутора тысяч долларов…
И поэтому так получилось, что прихожане не помогают Церкви, а ждут от нее помощи.
Нужно собирать подарки на праздники. Кстати, для меня стал приятным сюрпризом ответ Сергея Миронова из «Справедливой России» — я делала рассылку по разным российским политическим партиям с просьбой о помощи, и он лично ответил и выслал 800 долларов на подарки детям.
Кроме того, я работаю гидом. Иногда беру группы на неделю, но сейчас стараюсь возить только по Вифлеему. Это очень удобно: израильские гиды сюда въезжать не могут, а я выхожу на работу в пять утра и к трем дня уже свободна.
В наш храм святителя Николая обычно приезжают с трех до восьми. Так что до трех я гид платный, а после — бесплатный.
Шестнадцатичасовой рабочий день священника
А как строится день палестинского священника? Ему удается побывать с семьей?
Уходит он раньше меня, около половины пятого. Служит или помогает служить он почти каждый день. Служба заканчивается около одиннадцати утра, потом — причастие больных. Где-то с часу до трех заходит домой пообедать. С трех до семи — дежурит в храме, беседует с людьми, нуждающимися в духовной помощи, желающими повенчаться.
Кроме того, Церковь здесь является органом, выдающим официальные документы. В Палестине религия присоединена к государству. Даже если ты ни во что не веришь, ты принадлежишь к религиозной общине. Например, справка о крещении — это документ официальный. Без него нельзя устроиться ни в школу, ни на работу. Справка о венчании — регистрация брака. Справка об отпевании — справка о смерти, без нее нельзя получить наследство (пенсий здесь нет вообще никаких — ни по возрасту, ни по здоровью, ни с места работы – прим.)
После этого он еще принимает людей, и часам к девяти возвращается домой. И так каждый день. Отпусков и выходных у клириков нет.
Надо понимать, что у Иерусалимской Патриархии средства невелики, она платит большие налоги, по возможности занимается строительством школ, к тому же Патриарх платит каждому клирику зарплату в 630 евро. Этих денег, конечно, не хватает, но рассчитывать на эту сумму мы можем вне зависимости от обстоятельств.
Священник здесь не только официальное лицо — он решает даже семейные конфликты. Был случай, когда к нам в полночь постучал в дверь мужик в трусах — жена из дома выгнала, остается идти только к батюшке. Утром одели его и отправили домой.
Такая типичная бытовая история — разводы тут законом не предусмотрены. В случае серьезной ссоры женщина может спокойно оставить детей мужу и вернуться к маме. А муж потом будет за ней бегать и уговаривать вернуться. Развод рассматривается как тяжкая душевная болезнь, и редкая семья, в которой есть разведенные родственники, обречена на естественное вымирание. Никто не отдаст свою дочку замуж в такую семью и из такой семьи не попросят невесту (так же, как если бы в семье были болезни, передающиеся по наследству).
Брак — это труд любви
Как воспитываете детей? Вы же люди совершенно разных культур.
Папа жалеет и балует, а мама бегает с ремнем.
А в основном у нас детей воспитывают тетя и бабушка — моя мама часто приезжает помогать.
Так что же такое брак?
Одним словом не скажешь. В первую очередь — это труд любви. До свадьбы они такие красивые, такие чуткие и внимательные друг к другу… А потом начинается совместная жизнь, и выясняется, что прекрасный юноша бросает носки, где ни попадя, и это совсем не нравится прекрасной девушке. А прекрасная девушка не умеет готовить борщ, как умеет готовить его мама, и это раздражает прекрасного юношу. И вот тут-то и начинается труд любви: каждодневное терпение, смирение с бесконечной радостью друг ко другу.
Если же начинаются взаимные упреки, если люди друг обо друга спотыкаются, то в конечном итоге брак рассыплется.
Жить нужно по-святоотечески: «В главном единство, во второстепенном свобода и во всем любовь».
Мне очень повезло. У меня прекрасный муж, очень любящий, очень спокойный. А я, напротив, очень эмоциональная.
Никогда не жалеете об избранном пути?
Иногда. Работаешь-работаешь, конца-края не видно, вокруг чужая речь — бывают минуты, когда хочется домой. Но тут же вспоминаешь, что твой дом — там, где твое сердце. А сердце мое уже тут.
Минувшим летом я с удивлением поймала себя на мысли, что возвращаясь из России сюда, я с облегчением подумала: «Все! Возвращаюсь домой!».
Брак со священником: готовиться бесполезно
И как вам кажется, жена священника — это особое служение, к которому себя нужно готовить заранее?
Готовить себя бесполезно, потому что никакие ожидания все равно не оправдаются. Просто нужно понимать: у тебя появляется много обязанностей при полном отсутствии прав. Работаешь за себя и за того парня, ни о какой благодарности речь не идет, еще бы по башке не получить. Кому-нибудь другому батюшка, может, и не скажет, как не надо делать, а уж тебе-то, на правах самого близкого человека — выговорит обязательно.
Иллюзий о материальной стороне жизни тоже строить не надо. Как Господь даст, так и будешь жить. Здесь священник живет не богаче своих прихожан.
Сейчас, по крайней мере, стали приезжать русские паломники — хоть есть на что храм содержать. Три года назад посмотреть было страшно — облачение как половые тряпки, скамеечки — ветхие, облупленные, протекающие окна, несколько лет неуплаты за свет…
Слава Богу, расплатились, начали как-то благоустраиваться. Стараюсь помогать.
Интересные прихожане
Расскажите про прихожан вашего храма. С какими яркими запоминающимися людьми вам посчастливилось встретиться?
У нас, куда ни посмотри, всюду запоминающиеся люди!
Ну, во-первых, у нас самый большой смешанный хор в Палестине — сорок человек. Наш Патриарх, Блаженнейший Феофил, на все праздники присылает приглашение прислать часть хора на патриаршее богослужение «Начальнику хора» регенту нашего хора — сыну нашего священника, сейчас уже находящегося на покое.
Так вот, хор этот поет бесплатно. Быть певцом церковного хора считается большой честью. Ученики сначала несколько лет подают ноты. Они уже считаются членами хора, но поют только тогда, когда им скажет регент.
Члены хора одеты в форму, наподобие подрясника, очень торжественно выглядят. Поют здесь, как говорят, «горными» (т. е. громкими) голосами.
Хор живет сплоченной дружной жизнью: все вместе ездят отдыхать на природу на Пасху, на дни рождения — настоящая община.
Прихожане у нас интересные. Есть один дедушка, который всегда стоит в арафатке. Сколько бы ему священники не говорили, что нужно снимать головной убор, входя в храм, он отвечает: «А в Библии написано: когда молишься, покрой голову».
Сколько принято детей иметь здесь в христианских семьях?
Сейчас — 3-4. Но это немного по местным меркам. В мусульманских семьях, где практикуется многоженство, детей в среднем 12. Но, честно скажу, в христианских семьях совершенно другое отношение к детям — принято больше заботиться об их здоровье, воспитании, образовании и вообще лучше следить. У мусульман дети растут как трава в поле — на улице.
Межрелигиозные отношения: затишье перед боем
Как строятся отношения с религиозным большинством?
Начнем с того, что в Бейт-Джала из 15 тысяч населения 13 — православные христиане. Кроме того, есть католический монастырь.. В конце XIX века католики начали активную экспансию в православных регионах. Начали строительство под видом школы, а при ней построили семинарию и монастырь. В прошлом году там даже отмечали 120 лет со дня первого обращения православного в католичество.
Тем не менее, сейчас межконфессиональные отношения скорее дружественные — очень распространены межконфессиональные браки, причем супругов молодым людям по традиции подбирают родители, спрашивая только их согласия. Дети потом воспитываются в конфессии отца.
Что касается взаимоотношений с исламом, то в Вифлееме и на прилежащих территориях мы живем спокойно, но не вместе, а рядом. У нас нет единства, мы живем параллельной жизнью. Христиане и мусульмане не пересекаются: мы не ходим друг ко другу в гости, категорически нет смешанных браков. Это отношения соседские, но не добрососедские. Здешние мусульмане говорят: «Сначала суббота, потом воскресенье. Сначала разберемся с евреями, потом — с вами».
Но пока конфликтов нет?
Прямых нет. Но во время второй интифады приходили стрелять по еврейскому району Гило именно из христианских домов. Израиль отвечал выстрелами по тем же христианским домам.
Миссия под запретом
Не пытаетесь проповедовать? Бывают случаи, когда крестятся во взрослом состоянии, переходят из ислама?
В Иерусалимской Церкви активно ведется просветительская деятельность. Каждое воскресенье из Патриархии привозят коробки с «воскресными листками», включающими в себя проповедь, евангельское и апостольское чтение, толкования Святых Отцов, жития святых, память которых совершается, или описание праздника.
Но все это только среди своих. Миссионерская деятельность запрещена. На государственном уровне — религиозная принадлежность вписана в основной документ, удостоверяющий личность. Если христианин пожелает стать мусульманином, поменять документ он может в течение получаса — позвонить по телефону, ему все бумаги привезут на дом. А для желающего перейти в христианство мусульманина процедуры просто не существует.
На церковном уровне — Блаженнейший Патриарх Феофил запретил крестить мусульман. Объясняю, почему. Случаи такие бывали. Тогда близкие ноовообращенного вырезали всю семью священника.
Так что ни о какой миссионерской деятельности речи идти не может, хотя среди мусульман многие думающие люди обращаются с просьбой о крещении.
Что делает отец Павел. Он обращается к коллегам из других стран (Россия, Греция…), и когда человек выезжает из Палестины, он уже может креститься и вернуться христианином. Это совсем другое дело. Теперь конфликты, если и будут, то с ним лично, а не со всей Иерусалимской патриархией.
Нас от проблем Господь пока бережет, хотя я после каждой такой истории жду со страхом.
Жизнь за стеной
Местные христиане не пытаются перебраться в Израиль?
Да кто ж нас туда пустит? Израиль строит монокультурное и мононациональное государство, но только для евреев, лишних мест там нет.
Половина Бейт-Джала имеет израильское гражданство, половина — нет и очень от этого страдает. Я отношусь к последней. А наш сосед — к первой, потому что его дом оказался по израильскую сторону воздушной границы. Какие-то несколько сантиметров.
Если провести референдум, с кем хотят жить христиане — в свободной Палестине или в израильском государстве, большинство ответит, что в гробу они видали эту свободную Палестину. Палестинская автономия будет жить по законам шариата. Только в Вифлееме такое толерантное отношение (чувствуете, с каким сарказмом я это слово произношу?), но это пока.
А в целом народ здесь политически активный? Как-то пытается изменить ситуацию?
Я как-то на просторах интернета встретила такой смайлик: разбегается, бьется головой об стену и откатывается обратно. И опять бьется, и опять назад.
Ну вот так же и наши политические движения. Что бы мы ни делали, как бы мы ни пытались изменить ситуацию, все упирается в построенную Израилем совершенно физическую стену.
Не хочу вдаваться в политику, но до попыток создания Палестинского государства здесь была какая-то стабильность. Потому что большинство населения хочет не политической независимости, а возможности работать и мира.
Так что сейчас про прекрасную Палестину вам скорее всего будут рассказывать «псевдопалестинцы» — арабы, имеющие гражданство или вид на жительство в Израиле.
Сейчас мы не имеем не то что никакой власти — никаких прав. Мы живем в зоопарке. В большой тюрьме. В гетто. Как хотите называйте.
Не буду напрасно Бога гневить — у нас есть разрешение на въезд в Израиль, это сильно облегчает жизнь. Но все непредсказуемо. Сегодня можно проехать через один пропускной пункт, а завтра через другой. Почему? Потому что так решили.
Этим летом мы ездили в Россию — в монастырь Марии Магдалины в Орловской области. Ехали на поезде целую ночь и еще полдня. София поразилась: «Это что — все Россия? И ночью была Россия? Какая огромная страна! А у нас в Бейт-Джала: здесь чек-пойнт, здесь чек-пойнт».
Рыба вместо удочки: печальные последствия
Ваши дети говорят на двух языках?
На трех. Русский, арабский и английский — мы учимся в американской школе, слава Богу, христианской. Даже мусульмане, отдающие в эту школу детей, подписывают бумагу о том, что они не возражают, чтобы их дети изучали христианство.
В остальных школах есть разделение: на уроках Закона Божьего мусульмане идут изучат Коран, а христиане — Библию.
Мусульмане очень стремятся отдавать своих детей в христианские школы. Во-первых, они чистые и с хорошим образованием. Во-вторых, христиане вынуждены проявлять все ту же толерантность, в согласии с которой многих детей берут бесплатно. Во многих христианских частных школах в классе из двадцати пяти человек в классе десять — христиане, родители которых платят весьма внушительную сумму каждый месяц, и пятнадцать мусульман, которые учатся бесплатно.
Это, наверное, улучшает взаимоотношения…
Большая ошибка. Подачки отношений не улучшают. Когда я вожу группы, я предупреждаю: «Не подавайте деньги просящим милостыню! Они не будут вам благодарны, тут же обругают вас за спиной за то, что мало дали, да еще и сочтут вас дураками. Если вам так жалко этих ребят — лучше дайте хлеба. Благодарности не будет, только обида».
Здесь ровно то же самое. Если просто предоставлять некие блага, выйдет только хуже.
У арабов есть пословица: «Не давай мне рыбу, дай мне удочку». Европа сейчас очень неправильно поступает, предоставляя палестинцам «рыбу»: средства, вместо того, чтобы дать работу. Из-за экономической блокады здесь есть работа только в сфере сервиса: гостиницы, рестораны, гиды, водители. Этого мало.
Еще одна сторона этой реальности — лагеря палестинских беженцев. Мы, живущие по соседству с ними — далеко не богатые люди, но почему-то когда я покупаю за двести шекелей карточку предоплаты за электроэнергию, шестьдесят я отдаю на оплату освещения в лагере. Хотя его жители не платят ни за электричество, ни за воду, ни за медицину, ни за образование, ни налогов.
Это длится десятилетиями. Раз в неделю «беженцы» приходят за гуманитарной помощью: масло, сахар, мука. Остальное время лежат на диване и ругают Израиль. Ну что ты лежишь и бездельничаешь?! Встань, хоть какую-то работу поищи.
Когда ко мне подходят за милостыней, я сержусь. «Посмотри, — говорю, — я иностранка, у меня три года не было документов — я добилась получения документов. Я не знала языка — сегодня говорю на всех ваших (очень сильно различающихся!) диалектах. У меня трое маленьких детей — я работаю, почти каждый день встаю в четыре утра. Как ты, здоровый мужчина, можешь позволить себе просить милостыню?!»
Я считаю, если ты не хочешь ничего делать, то ты только и ищешь повода, а если хочешь — ищешь способы.