Впервые кожаные свитки Кумрана были обнаружены бедуинским пастухом Мухаммедом эд-Дибом в 1947 г., а по некоторым данным — еще раньше. Часть свитков была куплена профессором Иерусалимского университета Э.Сукеником, а часть – сирийским митрополитом Самуилом Афанасием, который перепродал их в США. Ученый Олбрайт подтвердил их глубокую древность, и с тех пор начались интенсивные поиски новых рукописей. На протяжении 30 лет было обследовано около 200 пещер и извлечено на свет более 600 манускриптов, целых и фрагментарных. Их находили не только в районе Кумрана, но и в других пунктах побережья Мертвого моря: Айн-Фешха, Масада, Вади-Мураббаат, Хирбет-Мирд, Нахал-Хэвер, Вади-Далиех и др. С 1948 г. началась работа над кумранскими текстами и их публикация, продолжающаяся и поныне.
Рукописи Мертвого моря содержат весьма разнообразные тексты: 1) манускрипты всех канонических книг Ветхого Завета на древнееврейском языке (кроме Есфири); из неканонических – еврейские списки Ис. Сир., Тов., Посл. Иерем.; 2) ветхозаветные апокрифы: Книгу Еноха, Книгу Юбилеев, Заветы XII патриархов на арамейском, Книгу Амрама, Апокриф Книги Бытия, Псалмы Иисуса Навина, Молитву Набонида; 3) документы общин, обитавших в районе Мертвого моря (три варианта Устава, Свиток войны, Гимны, Дамасский документ, комментарии к Ветхому Завету, сборники мессианских текстов, Свиток Храма, Мидраш Мелхиседека и др.). Один свиток был медным; его сумели развернуть, но смысл зашифрованного текста разгадать не удалось.
После длительных дискуссий большая часть исследователей пришли к заключению, что тексты принадлежат ессеям. Свитки были спрятаны в пещерах во время войны с Римом (66-70-е гг. I в.), но созданы были гораздо раньше. Некоторые из них датируются III в. до н.э., а самые поздние — временем восстания Бар-Кохбы (ок.134 г. н.э.). Раскопки показали, что кумраниты жили в укрепленных прибрежных поселениях, основанных около 130 г. до н.э.
Имена исторических деятелей и даты почти отсутствуют в кумранских текстах, что затрудняет реконструкцию событий. На основании косвенных данных ход событий представляется следующим образом. В период эллинизации (нач. II в. до н.э.) группы хасидов (благочестивых – арам. «хасайя», откуда, видимо, произошло слово «ессеи») обособились от официального иудейства, считая его погрязшим в нечестии. Согласно «Дамасскому документу», эти люди, называвшие себя «избранниками» и «простецами», «двадцать лет, как слепые, нащупывали дорогу, блуждая во тьме, пока Бог не поставил им Учителя Праведности, чтобы направить их по пути Своего сердца и чтобы он известил последующие поколения о том, что Он сделал последующим поколениям отступников»[1]. Учитель нигде не назван по имени; он упоминается в тексте как Священник, Избранник, Взыскующий Закона, единственный Учитель (вначале историки ошибочно отождествили его с Иисусом Христом). Около 130 г. до н.э. Учитель увел своих приверженцев в пустыню и поселился с ними у берегов Мертвого моря. Его община (евр. «яхад») называлась общиной Нового Завета, т.к. относила к себе пророчество Иеремии (31, 31). Уход не был добровольным. Некий «нечестивый священник» гнал Учителя и покушался на его жизнь. Полагают, что это был один из Асмонеев[2]. Скончался Учитель, вероятно, не позже 100 г. до н.э., но и после его смерти община продолжала существовать, ожидая скорого прихода Мессии. Группы ессеев постепенно расселились по побережью, а некоторые эмигрировали. Около 30 г. до н.э. поселок в Кумране был разрушен землетрясением, но в первые годы н.э. он был вновь восстановлен и заселен. Когда в 66 г. в Иудею пришли легионы Веспасиана и Тита, ессеи покинули свои убежища, спрятав предварительно собранную ими библиотеку. Вероятно, они примкнули к восставшим и погибли в ходе войны, т.к. в дальнейшем они полностью исчезают с исторической сцены.
Будучи представителями строгого иудейского благочестия и законничества, кумраниты отличались рядом специфических воззрений. Они верили в двух Мессий: Царя и Священника, делили весь мир на «сынов света» и «сынов тьмы», к первым причисляя себя, а ко вторым — весь остальной мир иудеев и язычников. В их воззрениях ощущается острый дуализм Правды Божьей и Кривды, добра и зла, возможно, навеянный иранскими влияниями. Составители кумранских текстов жили в напряженной эсхатологической атмосфере. Учитель был для них предтечей «мессианской эры». Эта эра начнется апокалиптической битвой между «сынами тьмы» и «сынами света», которым будут помогать небесные силы. О порядках в общине известно из сохранившихся трех Уставов. Осуждая богатство, кумраниты ввели общность имущества и отказались от рабов. Большинство из них придерживались безбрачия.
В общину допускали только мужчин, хотя позднее возникли и семейные группы. Больных и инвалидов принимать не разрешалось. Вступлению предшествовал испытательный срок, после которого неофит отдавал общине «свои знания, свой труд и свое имущество». Верховная власть принадлежала потомственным священникам. День в колониях начинался с молитвы, после которой расходились на работу. Режим общины был похож на монастырский: форменные белые одежды, братские трапезы с чтением молитв, изучение Слова Божьего. Особые писцы были заняты копированием книг Библии и документов общины. Она имела и своих толкователей, которые применяли библейские пророчества к кумранскому движению. В частности, считалось, что под «гласом вопиющего» подразумеваются «избранники», «истинный Израиль», т.е. сами кумраниты. Все уставы Закона и правила общины неукоснительно соблюдались. В субботу запрещалось даже вытаскивать скотину, упавшую в яму. Нарушителей ждали суровые наказания, которые предусматривал Устав.
Уже первые исследователи Кумрана предположили, что до своего выхода на проповедь Иоанн Креститель был связан с ессеями или даже принадлежал к их среде. Есть сведения, что ессеи брали на воспитание детей, а о юности Предтечи ничего не известно, кроме того, что он был «в пустынях», а именно так называли кумраниты свои поселения. Но, начав пророческое служение, Иоанн должен был порвать с изоляционизмом кумранитов. В Кумране практиковали ежедневные священные омовения; Иоанн превратил их в «крещение покаяния», совершаемое только один раз.
В Новом Завете ессеи не упоминаются. Но в ряде мест Евангелий можно найти полемику, направленную против них. Мнение историков, которые выводят христианство из Кумрана, опровергается фанатично-законническим духом текстов Кумрана. Однако какие-то контакты между первообщиной апостолов и Кумраном существовали. Песнь Захарии (Лк. 1, 68-79) есть своего рода вариант кумранского гимна. Примечательно, что Иоанновы писания по стилю близки к кумранским (частое противопоставление света и тьмы, духа Божьего и духа заблуждения, ряд характерных оборотов речи). Быть может, ап.Иоанн, который вначале был учеником Крестителя, воспринял через него элементы кумранской фразеологии. В любом случае близость Иоанна к текстам Кумрана опровергает теории о позднем, чисто эллинском происхождении Иоанновой традиции. Кумранский лексикон можно найти даже у ап. Павла, хотя он был потомственным фарисеем («Велиар», «наследие святых», «тайны Божии», «ангел Сатаны» и т.д.). Учение апостола о первородном грехе имеет точки соприкосновения с учением Кумрана.
В обычаях и терминологии первообщин Нового Завета есть немало сходного с практикой Кумрана. В Кумране молились, обращаясь не к Иерусалиму, а на восток, как это делали и христиане. Время молитвословий было разделено ессеями на три «часа», как установилось и в новозаветной Церкви. Трапезы кумранцев напоминают христианские агапы. В общине существовала должность мевакара, надзирателя, что соответствует греческому слову «епископ». Общность имущества в Иерусалимской церкви также наводит на мысль о сходстве с Кумраном. Ессеи подчинялись коллегии, состоявшей из 12 священников, подобно тому как во главе Церкви апостольских времен стояли Двенадцать. Члены Иерусалимской церкви (как и кумраниты) называли себя «бедняками». Символ веры ессейских пустынников имеет точки соприкосновения с раннехристианской литературой: с Новым Заветом (выражения «нищие духом», «сыны света» и т.д.), Дидахе, Посланием Варнавы и «Пастырем» Ерма. Молчание Нового Завета о ессеях некоторые историки объясняют тем, что большинство кумранитов уверовало во Христа (не их ли имеет в виду Деян 6, 7?). Однако если это и так, пропасть между учением Кумрана и Евангелием остается. Обратившись к Господу Иисусу, «сыны света» должны были внутренне переродиться, отринуть мнимый «Новый Завет» и обрести подлинный, который действительно был предсказан пророками. Те же христиане из ессеев, что не смогли порвать с узостью и гордыней законничества, обречены были создавать расколы и ереси, отдаляясь от Церкви. Знаменательно, что доктрины некоторых иудео-христиан обнаруживают тесное родство с ессейством. Итак, открытия в пустыне у берегов Мертвого моря не только приподняли завесу над идеями и чаяниями евангельской эпохи, но и показали, насколько велика была сила и новизна Благой Вести, принесенной в мир Богочеловеком.
О юности Иоанна не сохранилось почти никаких сведений. Евангелист лишь пишет, что с самых ранних лет он соблюдал назорейские обеты и был в пустынях до дня явления его перед Израилем. Как он там оказался? Трудно поверить, чтобы престарелый священник бросил служение и дом, чтобы скитаться с младенцем по безлюдным местам. К тому же, скорее всего, престарелые родители Иоанна умерли вскоре после его рождения. Апокрифическое Евангелие Иакова пытается рассеять туман, окружающий детство пророка, вводя в его биографию рассказ об избиении младенцев. Ирод Великий якобы хотел умертвить не только Иисуса, но и Иоанна. Тогда мать убежала с ним в пустыню, где расступившаяся гора скрыла их. Сам же Захария был убит воинами царя. Эта легенда неправдоподобна хотя бы уже потому, что родители Предтечи жили не в Вифлееме. Таким образом, если годы Христа в Назарете окутаны тайной, то с еще большим правом это можно сказать о жизни Его Предтечи до выхода на проповедь.
Однако теперь, после открытий у Мертвого моря, появилась возможность в какой-то мере заполнить пробел в евангельском повествовании. Некоторые ученые, например Штауфер в книге «Иерусалим и Рим», выдвигают мысль, что Иоанн Креститель в детстве или юношестве был воспитан в Кумране. Хотя некоторые считают, что его аргументация неубедительна, тем не менее, заслуживает внимания. Штауфер свой тезис об Иоанне Крестителе обосновывает выдержкой из библейских и небиблейских свидетельств[3]. Прежде всего, было замечено сходство молитвы Захарии, приведенной у Луки, с кумранским «Гимном неофита». Из этого заключили, что семья Иоанна могла иметь связи с ессеями. По словам Флавия, сектанты «принимали чужих детей, еще восприимчивых к обучению, и относились к ним как к родным, и прививали им свои нравы»[4]. «Осиротевший мальчик, сын Захарии, был особенно подходящим кандидатом в воспитанники, поскольку принадлежал к «потомкам Аарона». В ордене, управлявшемся духовенством, высоко ставили священническое происхождение»[5]. Исходя из этих материалов Штауфер предполагает, что Захария отдал своего сына Иоанна именно в Кумран на воспитание, потому что Новый Завет говорит, что «младенец… возрастал и укреплялся духом, и был в пустынях до дня явления своего Израилю» (Лк. 1, 80). Здесь не указано, где он был, но предполагают, что воспитывался в иудейской пустыне среди кумранитов.
Когда Иоанн родился (ок. 7 года до н. э.), Кумранский монастырь стоял заброшенный после землетрясения, но вскоре его отстроили и вновь заселили. Этот духовный центр ессеев иногда называли аравой, пустыней. Вполне возможно, что именно на него и другие поселки у Мертвого моря и намекает евангелист Лука. Многие черты в образе жизни и в проповеди Иоанна косвенно подтверждают гипотезу о том, что его отрочество и молодость протекли среди «сынов света». Как и они, Креститель хранил безбрачие, ждал скорого Суда Божия, был противником фарисеев и саддукеев. Из слов пророка видно, что он часто размышлял над Книгой Исайи, а она была особенно любима кумранцами. Такие выражения, как «свидетельствующий о Свете» или «идущий по правому пути», относимые Новым Заветом к Предтече, тоже сближают его с общиной пустыни. Даже акриды, сушеная саранча, которой питался Иоанн, упомянута в ессейских текстах. Немаловажно, что место проповеди пророка находилось всего в двух часах ходьбы от Кумрана[6]. Но, с другой стороны, никак нельзя утверждать, что Иоанн был правоверным ессеем и всецело следовал их учению. Если он действительно жил в Кумране и был членом ордена, то к моменту своей проповеди он, скорее всего, отошел от воспитавших его людей. «Сыны света» заявляли, что на них исполняется пророчество о «гласе вопиющего», но Креститель отнес его к себе с неизмеримо большим правом[7]. В отличие от монахов, которые заперлись в своих уединенных обителях, он знал, что «послан всему народу Израилеву».
Был в его жизни знаменательный день, когда ему стал внятен призывный голос Божий, когда Дух овладел им, как некогда овладевал древними провидцами. И тогда он покинул пустыню с ее угрюмыми скалами и ушел на северо-восток, к зеленым берегам Иордана. «Священная река издревле считалась как бы рубежом «земли Авраама». Согласно библейской традиции, когда Иисус Навин достиг Иордана, поток расступился, чтобы открыть путь Ковчегу Завета. Иорданские воды стали с тех пор символом преддверия, очищающего от скверны»[8]. Поэтому подготовкой к мессианскому Царству Иоанн сделал тевилу, погружение в реку, или по-гречески баптисму. Отсюда и прозвище, данное пророку народом – Ха-Матбил, «тот, кто омывает», Креститель (cлово baptisma русский перевод Евангелия передает как «крещение»). В ту эпоху ритуальные омовения были широко известны как в Иудее, так и вне ее. В Кумране были даже устроены специальные водоемы, чтобы каждый мог постоянно совершать очистительный обряд. Он знаменовал освобождение души от грехов. Последователи близкой к ессеям секты эмеробаптистов (т. е. следующих (правилу) крещения, или омовения) верили, что «человеку нельзя жить иначе, как совершая ежедневные омовения в воде, омывая и очищая себя от всякого греха». К ним, быть может, принадлежал и пустынник Бан, учитель Флавия, который повторял баптисму «днем и ночью»[9].
В этих «крещальных» символах, видимо, сохранились отголоски магических представлений о воде. Но даже язычники начинали тогда понимать, что одна только «магия воды» не в состоянии изменить сердце. Существовал ветхозаветный обычай, который был полностью одухотворен и чужд суеверных представлений. Когда иноверец обращался в иудаизм и принимал тевилу, он считался как бы рожденным заново и получившим прощение грехов. В Иерусалиме для этой тевилы служил Силоамский бассейн. «Думается, что именно «крещение» прозелита и послужило прообразом для Иоаннова крещения. Совершая его, пророк давал понять, что не только язычники, но и иудеи нуждаются в духовном возрождении»[10].
Свой обряд Креститель назвал «покаянной тевилой», поскольку первым шагом людей, встречающих Господа, должно быть осознание прошлых грехов. Иосиф Флавий подчеркивает, что Иоанн не считал крещение действием, которое автоматически исцеляет совесть человека. Оно получало силу лишь после того, как «души успевали очиститься уже заранее». Прежде чем войти в воду, приходившие к Иоанну «исповедовали грехи свои». Наставник требовал от них переоценки всей жизни, полного внутреннего переворота. Таков буквальный смысл его возгласа: «Опомнитесь, обратитесь, покайтесь!» (от глагола «шув» – поворачиваться, возвращаться). Однако мало осознать себя недостойным, нужно изменить само направление жизни. Кто не сделает этого, говорил пророк, уподобится бесплодному дереву. «Сотворите, – восклицал он, – достойный плод покаяния». Бог будет судить не по речам, а по делам. Уже топор лежит при корне деревьев; итак, всякое дерево, не приносящее доброго плода, срубается и бросается в огонь» (Лк. 3, 9). Казалось, проповедник уже чувствовал за спиной близость мирового пожара. Духом и огнем, говорил он, будет «окрещен», омыт мир. Смысл этого пророчества проясняется в свете кумранского «символа веры». В нем мы читаем: «Тогда Бог прокалит Своей Правдой все дела мужа и обелит Себе из сынов человеческих плоть, принадлежащую Ему, чтобы покончить со всяким духом Кривды среди них и чтобы очистить их Своим Святым Духом от всех нечестивых дел»[11].
Но если чаяния ессеев относились лишь к избранникам (то есть к ним самим), Иоанн говорил о спасении всех, кто будет внимать гласу Господню. Его собственная задача – накануне явления Судии «представить Ему народ приготовленный». Крещение же в пламени есть испытание, закалка и проверка на прочность. Огонь Духа сожжет зло и преобразит верных. «Так учил Иоанн. И пройдет совсем немного времени, когда Сам Грядущий скажет: «Огонь пришел Я низвести на землю…» Пока же Его глашатай прокладывает Ему дорогу, призывая к первому, подготовительному крещению»[12]. Местом проповеди Иоанн избрал сначала поселок Бетанию, или Бетавару (Вифавар), расположенный на восточном берегу Иордана. Судя по названию, там находился причал с переправой и течение было не таким стремительным, как у верховьев реки. Позднее Креститель ушел дальше на север и остановился в деревне Энон, на другой стороне Иордана, где было достаточно воды для крещения.
Вполне вероятно, что из пустыни пророк явился уже не один, а с несколькими единомышленниками. В ессейских кругах давно ожидали Пророка, подобного Моисею. В их книгах ему отводилось важное место. Когда Иоанн был призван на служение, в нем легко могли признать эту загадочную личность. У некоторых кумранитов, быть может, возникала мысль, что сын священника Захарии – не кто иной, как сам Учитель Праведности, воскрешенный Богом накануне Страшного Суда. Приверженцы Иоанна положили начало эсхатологическому братству иоаннитов. Члены его часто постились, как то было принято перед великими испытаниями. Наставник давал им особые молитвы, которые они повторяли ежедневно. Из Евангелий мы знаем, однако, только двух учеников Крестителя. «Первый – галилейский рыбак, родом из Вифсаиды, сын некоего Ионы, носивший греческое имя Андрей. Он жил в Капернауме со своим братом Симоном. Второй, Иоанн, тоже рыбак, сын Зеведея и Саломеи, был в то время еще совсем юным. Его семья отличалась набожностью, ее знали даже в доме первосвященника. Есть основания думать, что молодой галилеянин имел контакты с ессеями»[13]. Впоследствии оба были призваны Иисусом. Андрей стал первым апостолом Христовым, а его друг – «любимым учеником Господа». За свою пламенную натуру Иоанн получил прозвище «Воанергес», «Сын грозы». Влияние первого наставника юности Иоанн сохранил до конца дней.
Евангелист Лука говорит о «многих» беседах, которые вел Иоанн со своими слушателями. Однако до нас дошло только общее их содержание и отдельные высказывания учителя. И каждое слово его, сохраненное в Евангелиях, показывает Иоанна подлинным наследником великих пророков Ветхого Завета. Подобно Амосу, он предрекал Суд и вместе с Исайей возвещал спасение. Хотя его речи часто вызывали ужас, он не был мрачным сеятелем отчаяния. В Евангелии слово Иоанна прямо названо «благовестием». За тучами он угадывал первые лучи восходящего солнца, и радость наполняла душу пророка. Для большинства иудеев Судный День означал крах языческой империи и гибель угнетателей. Народ верил, что Бог явится, чтобы помочь тем, кого Сам избрал. Многие толковали избранность в духе грубого национализма. Иоанн же Креститель решительно отверг этот распространенный и опасный соблазн. Он предостерегал: «Не думайте говорить себе: «отец у нас Авраам», ибо говорю вам, что может Бог из камней этих воздвигнуть детей Аврааму» (Мф. 3, 9; Лк. 3, 8). «Игра арамейских слов «сыновья» и «камни» как бы доносит до нас подлинную живую речь самого Иоанна. Не каждый из пророков поднимался до такой свободы и широты. Обращая сердце Израиля к Богу, учитель одновременно расширял и границы избранного народа Господня»[14].
Поражает также другая особенность проповеди Иоанна. Отрекшийся от всего земного отшельник, он тем не менее не желал уводить людей из мира. Экзальтированные фанатики стали обычным явлением в ту эпоху. Массы требовали чудес и готовы были бежать за любым безумцем. «Народ, – замечает Иосиф Флавий, – действовал под их влиянием, как одержимый, и шел за ними в пустыню, думая, что Господь удостоит их видеть знамения свободы»[15]. Один из таких людей, по имени Февда, собрал толпы у Иордана, обещая, что река расступится перед ним, как в древности перед Иисусом Навином. Другой повел самарян на гору, чтобы найти там священные сосуды, якобы спрятанные Моисеем. Некий лжемессия-египтянин укрепился на Елеоне с тридцатитысячным войском, пока его не рассеяли римляне[16]. На фоне общего неистовства трезвость Крестителя невольно кажется поразительной. По словам Флавия, Иоанн учил иудеев «вести чистый образ жизни, быть справедливыми друг к другу и благоговейными в отношении к Предвечному»[17]. Из Евангелий мы узнаем, что советы пророка были удивительно просты. Тем, кто спрашивал его: «Что нам делать?», он отвечал: «У кого две рубашки, пусть поделится с неимущим, и у кого есть пища, пусть так же поступает». Вслед за древними пророками Иоанн не отделял веры от милосердия, которое перед лицом Божиим «больше всесожжении и жертв». Учитель не требовал от солдат, чтобы они бросали свою службу. «Никогда не насилуйте, не вымогайте доносами и довольствуйтесь своим жалованьем», – говорил он им. Даже презираемым мытарям он не запрещал заниматься сбором налогов, лишь бы они остерегались «взыскивать больше положенного» (Лк. 3 гл.).
«Экстремистам» такие слова, вероятно, были не по душе. Но Иоанн ждал от людей не шумных героических подвигов, а подвига незаметного, повседневного и потому трудного. Что же в таком случае могло вызвать недовольство властей? Ради чего Антипа пошел на риск и бросил в тюрьму человека, которого чтил весь народ? Флавий этого не объясняет. Создается даже впечатление, что он намеренно затушевал какие-то стороны учения Иоанна, которые Ирод счел опасными. Евангелия указывают на личные мотивы тетрарха. Креститель открыто осуждал его незаконный брак с женой брата. Но это, скорее всего, был повод, а не причина ареста. Сохранилась древнерусская версия книги Иосифа Флавия, в основу которой, по мнению некоторых историков, был положен ее арамейский вариант, не дошедший до нашего времени. В этой версии Крестителю приписаны следующие смелые слова: «Бог послал меня, чтобы показать вам путь Закона, которым вы избавитесь от множества владык; и никто не будет господствовать над смертными, кроме Всевышнего, пославшего меня»[18]. Если бы Иоанн действительно хоть раз произнес нечто подобное, Антипа имел бы уже причину для беспокойства. Однако сомнительно, чтобы пустынник разделял воинственные идеи. Даже если приведенные слова подлинны, ясно, что Иоанн не имел в виду свободу, добываемую насилием. И все же скопление людей у Иордана само по себе казалось тревожным симптомом. Тетрарх мог бояться, что проповедь Крестителя примет политическое направление. Тем более что проповедник, по примеру других пророков, не колеблясь говорил правду о сильных мира сего. Согласно Луке, Иоанн «обличал» правителя «за все, что он сделал дурного», в частности за женитьбу на Иродиаде (см. Лк. 13, 9).
Славянский перевод «Иудейской войны» упоминает также о появлении Крестителя в столице, где он резко выступил против клерикальной знати. На вопрос старейшин, кто он и откуда, Иоанн будто бы ответил: «Я человек и жил там, где водил меня Дух Божий, питая меня кореньями и побегами древесными». Когда же ему начали угрожать пытками, если он не перестанет возмущать народ, он заявил: «Это вам надо перестать творить свои гнусные дела и прилепиться к Господу Богу своему». Присутствовавший на собрании ессей по имени Симон возмутился: «Мы ежедневно читаем священные книги, а ты ныне вышел из леса, как зверь, и смеешь нас учить и соблазнять людей своими мятежными речами!». После этого спора пророк удалился обратно на Иордан, предсказав кару, которая падет на головы преступных вождей нации[19]. Эта живая сцена выглядит подлинной; но пусть перед нами только легенда, следует помнить, что и Евангелия говорят о конфликте Иоанна с церковными кругами. Еще в самом начале, когда молва о проповеднике дошла до блюстителей Закона, они появились у реки, смешавшись с толпой богомольцев. У большинства фарисеев Иоанн не вызывал доверия, но некоторые все же пожелали креститься. Вероятно, по их мнению, лишний благочестивый обряд не мог повредить, и они были готовы принять тевилу «на всякий случай».
Итак, можно вкратце резюмировать свидетельства «за» и «против» принадлежности Иоанна Крестителя к кумранской общине.
Когда Иоанн Креститель вышел на проповедь, он стал крестить, а у кумранитов один из элементов – омовения.
В речах Иоанна Крестителя усматривают некоторые элементы кумранского богословия.
Крестил он, в соответствие с Евангелием от Марка, на Иордане близ Иерихона. Иерихон расположен на северо-западе от Кумрана часах в двух ходьбы.
Другие ученые считают, что, может быть, он не воспитывался там, но имел связь с этой общиной – посещал их, вел схожий образ жизни.
Но имеются и глубокие различия.Крещение Иоанна не является омовением или самопогружением, самокрещением. А у кумранитов было самопогружение, причем многократное. А крещение Иоанново – единственный акт.
Иоанн считал, что его крещение имеет значение для всех людей, он всех призывал к покаянию. В Кумране погружения имели значение только для членов общины, больше никому они этого не предлагали.
Иоанн в своей проповеди отличается от кумранской общины своим призывом к широте покаяния в грехах, кумраниты тоже призывали к покаянию, но в узком смысле слова.
Таким образом, безусловно, есть элементы схожести, но внутренних идейных расхождений гораздо больше. Иоанн не придерживался узких взглядов кумранитов.
Источник: http://myrophores.ru/sv-ioann-krestitel-i-obshchina-kumrana
© myrophores.ru