Когда говоришь «ленинградский рок-клуб», на память приходят черно-белые плакатные образы Цоя, Кинчева, Шевчука, Гребенщикова — звезд, завоевавших стадионы.Но ведь рок-клуб — это не только музыканты. Это еще и устав, инфраструктура, хорошие отношения с «органами». Вот этим всем уже в середине 1970-хозаботились братья Владимир и Геннадий Зайцевы. Без их усилий легендарный «ленинградский рок», наверное, был бы совсем другим.
МУЗЫКА СЛОВ, МУЗЫКА ВЕТРА
И Владимир, и Геннадий упорно отказывались встречаться для интервью в кафе. «Давайте в скверике у Пушкина», — предложил Владимир, старший из двух братьев. Там мы и беседовали, на лавочке у памятника, под шум листвы и городской жизни. И только тогда я поняла, что эти люди, стоявшие у основания Ленинградского рок-клуба, не вписываются в формат модных кофеен с латте и тирамису. Лучше съесть пломбир в стаканчике, пообщаться с бездомным, который обязательно подойдет и попросит «на хлебушек», попасть под дождик. «Да он же летний. Сейчас кончится. Посмотрите на небо», — успокаивал меня Геннадий.
А Владимир зашел в магазин подарков купить для внучки «музыку ветра». Небольшие подвешенные трубочки из специального сплава при дуновении ветра соприкасаются и издают мелодичное звучание. Сколько бы Владимир и Геннадий ни повторяли, что они-де не музыканты, музыка сопровождает их всю жизнь.
СО СВОИМ УСТАВОМ
В 1970-е в школе, где учился Геннадий, была своя музыкальная группа «Синяя птица». А Владимир работал в макетной мастерской. В ней можно было сделать что угодно — и вынести по частям. Там Владимир начал делать электрогитары.
Чтобы сделать инструмент, нужно увеличить в масштабе фотографию настоящей электрогитары, рассчитать расстояние между ладами, которые можно взять со старой «банки», выброшенной на свалку, выпилить корпус, поставить звукосниматель за девять рублей… Стали поступать заказы, в том числе и коммерческие.
Однажды с просьбой сделать инструмент к нему обратился лидер группы «Мифы» Сергей Даниилов, Владимир посчитал это за большую честь. (Кстати, именно «Мифы», с лидером которых Юрием Ильченко они тоже были дружны, а также «Россиян» братья Зайцевы считают вершинами русской рок-музыки.) Но тогда до вершин было еще далеко.
Однажды Владимир сказал:
— Гена, вот мы собираем пластинки, обмениваемся записями, мнениями. Собираемся друг у друга, пьем чай, кофе, иногда сухое вино, ликер… А давай организуем рок-клуб.
— Так он же так и останется подпольным. Мы не сможем его зарегистрировать.
— Ну и что.
— Давай.
Они поднялись по лестнице своего подъезда на верхний этаж, закурили кубинские сигары «Ромео и Джульетта», Владимир взял устав ВЛКСМ — другого тогда не существовало — и стали по его образцу составлять устав клуба. Главное, что должно было объединить его членов — любовь к музыке. Придумали даже форму заявления на вступление. Идея была в том, чтобы поддерживать русских музыкантов, тех, кто поет по-русски, о том, чтопроисходит в России, точнее, в Советском Союзе. Шел 1974 год.
К ЗАЙЦЕВЫМ ПО ПЯТНИЦАМ
Музыкальная «тусовка» большей частью проходила дома у Геннадия на Курляндской, 47. Так и говорили: «К Зайцевым по пятницам». Но оставалась проблема, где играть. Устраивали подпольные сейшны. Снимали клубы под видом комсомольских свадеб. И всё равно было огромное количество препятствий. Тогда Владимир стал звонить в дома культуры и предлагать основать клуб на их базе. «А какой музыкой вы занимаетесь?» — спрашивали его. «Мы играем лучшие образцы отечественной и западной рок-музыки», — отвечал Владимир. Часто на том конце просто вешали трубку. Тогда было решено взять название «Клуб любителей музыки».
Первый номер журнала «Рокси» был выпущен в то же самое время (1977) и в той же обстановке. Название придумал Юрий Ильченко. Ему тогда нравился Фрэнк Заппа и особенно его альбом Roxy & Elsewhere 1974 года. Потом, когда у фотографа Натальи Васильевой, которая участвовала в деятельности клуба, изъяли пишущую машинку, было решено передать издание журнала Гребенщикову.
Братья стояли и у истоков рок-продюсерства. Самый знаменитый концерт «Мифов» — «Концерт на водокачке» («Водокачка» — концертно-репетиционная точка «Мифов» и «Землян» в клубе Главной Водонапорной станции на улице Воинова (сейчас Шпалерная улица). — Прим. ред.), устроили братья вместе с одним из первых рок-менеджеров в стране Юрием Байдаком. На себя брали распространение билетов. На обратной стороне открытки ставилась печать. Как и билеты, незаконно изготовленная, — приходилось идти на риск.
ПРО СЕБЯ ИЛИ ЧЕРЕЗ СЕБЯ?
Молодые рокеры тогда учили дома английский, чтобы знать, о чем поют западные рок-музыканты. Многие разочаровывались, потому что открывшиеся смыслы никак не соответствовали ожиданиям. А вот Владимир, когда переводил песни The Beatles, обнаруживал именно то, что себе представлял. «В это сложно поверить, но музыка создавала образы. В песне об Элеонор Ригби, которая собирала рис на паперти после венчания, так тонко звучит скрипка, — вспоминает Владимир, — что всё понятно и без слов».
В большинстве своем русские рок-музыканты пели о добре, любви, взаимовыручке — обо всем том, что полностью соответствует учению Христа. Только имя это никто не произносил. Были и исключения: религиозные тексты Юрия Морозова, творчество группы «Трубный зов», и «Аквариума», конечно. Но самое главное, что ценят братья в рок-музыке, самый важный критерий, по которому определяется ценность произведения, — «первичность». «Музыкант утверждает себя или что-то через себя, — говорит Владимир. — Если он стремится выразить собственную самость, то чаще всего по принципу „чем громче, тем выразительнее“. Но настоящее искусство начинается тогда, когда через себя музыкант выражает открывающиеся ему истины».
Старший брат называет рок «музыкой протеста». Не только против партийного «абсурдизма» того времени, бюрократического аппарата, но и несправедливости вообще, против безнравственности, против войны. А младший говорит, что в 1970-е никто протеста не выражал. Рок-поэты высказывались не «против», а «за», в их словах не было обвинений. «Когда на тебя давит что-то отрицательное, ты начинаешь стремиться к положительному. И говоришь об этом», — размышляет Геннадий. Уже позже, после того как клуб легализовали, появились песни вроде «Другой стороны холма» Урфина Джюса о «железном занавесе» или совсем уж радикальные высказывания «Телевизора»: «Три-четыре гада мешают нам жить», «Твой папа — фашист». Как бы там ни было, но позитивный подход «семидесятников» помог легализации рок-музыки в 1980-е.
ВЫХОД ИЗ ПОДПОЛЬЯ
Устраивать сейшены к концу 1970-х годов становилось всё сложнее. Сотрудники КГБ могли прийти и выключить электричество. Именно это запечатлел Гребенщиков в одной из своих песен: «Мы шли на новый фильм, кто-то выключил ток». Людей задерживали, устраивали допросы, допытываясь, откуда взяли билеты, кто организатор, с какой целью пришли на концерт. Самого Геннадия Зайцева пытались упрятать в «психушку», выслать за границу. На очередной беседе с представителями КГБ, от приглашения на которую нельзя было отказаться, его спрашивали: «Геннадий Борисович, давайте откровенно, что хотят музыканты?» Геннадий отвечал, что музыкантам нужна аппаратура, место для выступлений, возможность общаться с публикой. «Разве нельзя из всех песен наших исполнителей найти те, которые устроили бы и вас, и нас?» — заметил он представителям органов госбезопасности. Это оказался правильный ход: те слушали и прекрасно знали репертуар рокеров, поэтому уже не могли сказать «нельзя».
Еще в июле 1974 года Владимир Зайцев написал в журнал «Клуб и художественная самодеятельность» заметку. Ради легализации рок-музыки он грамотно оперировал цитатами комсомольских деятелей. Например, из отчетного доклада ЦК ВЛКСМ съезду комсомола: «… многие комитеты комсомола далеко не полностью используют богатейшие возможности для эстетического воспитания детей и молодежи. Дома культуры, клубы, библиотеки нередко пустуют, а молодежь предоставлена самой себе… Надо научить молодежь разумно и рационально расходовать свободное время». Эти аргументы пригодились спустя несколько лет.
ГРУБАЯ ПРАВДА И ТОНКАЯ ИСТИНА
В 1981 году Владимиру Калинину, лидеру группы «Аргонавты», одному из членов совета клуба, позвонила Надежда Афанасьева из Межсоюзного дома самодеятельного творчества. Она предложила собраться, чтобы подумать о создании музыкального клуба на их базе.
Профсоюз легализовал деятельность рок-клуба, предоставлял помещение, снабжал материально. Всё это выглядело как подарок, который делал профсоюз городской молодежи. Все лавры и достались ему. А Геннадию досталось сомнительное удовольствие уговаривать бунтарей и свободолюбцев на сотрудничество с властью, зная, что та их неизбежно «сосчитает». «Я говорил ребятам в клубе, — рассказывает он, — что мы ничего противозаконного не делаем». «Стукачи» присутствовали в клубе всегда. Их разоблачали хотя бы по ухоженным усикам. Существовала еще «литовка» текстов. Но ею занимался дружественный всей компании человек — Нина Барановская. «Это раньше следили, чтобы в текстах и намека не было на критику существующего политического строя. А потом разве что грубых „наездов“ на власть старались избежать. Но искусство на то и искусство, чтобы сказать об истине тонко», — говорит Геннадий.
ЭТО МОЕ
В семье братьев воспитывали на высоких принципах: нужно быть честным, защищать слабых, стараться понимать других людей. «Это все начала христианства, — поясняет Владимир. — Но сами слова „христианство“, „православие“ в семье не употреблялись. Однажды отец даже купил на базаре Библию. Это была красивая старинная книга с замечательными рисунками. Но в семье было мало денег, и он продал ее, чтобы купить нам клубнику».
Впервые Владимир взял в руки Евангелие, когда ему было 20 лет. Принесла знакомая на работе. Он сел на лестнице в подъезде и стал читать взахлеб. «Это же для меня написано. Все для меня. Это же мое», — так он описывает свою реакцию.
Геннадий рассказывает, что когда в клуб приходил новенький, одним из первых ему задавали вопрос: «Читал Евангелие?» Это вопрос-индикатор, такой же, как: «Что слушаешь, Beatles или Rolling Stones?» Если Beatles, то свой человек, если Rolling Stones, то немного из другого лагеря. Если Евангелие не читал, значит, с человеком нужно еще работать, разъяснять.
Братья начали настоящую религиозную пропаганду, за которую могли понести уголовную ответственность. Давали читать, зачитывали выдержки, выписывали цитаты. У Владимира до сих пор хранится общая тетрадь, в которую он выписал почти всё, процентов девяносто, как говорит он сам.
Специально устраивались собрания — о вечности, справедливости, свободе… Но и вне собраний разговоры о вере, религии, христианстве не прекращались. «Они и сейчас не прекращаются, — замечает Геннадий. — Русскому человеку невозможно обойти тему христианства. Это часть нашего существования, нашего народа, нравится это кому-то или нет».
Некоторое время уже в 1990-е годы Владимир участвовал в собраниях Православного Иоанно-Предтеченского братства (психологическая взаимопомощь в критических ситуациях под руководством психотерапевта Анатолия Осницкого), которое окормлялось протоиереем Владимиром Сорокиным. Участников пригласили приступить к Таинству Елеосвящения, и Владимир пошел. «Я простоял несколько часов, меня помазали, я вышел из храма, — вспоминает он. — Никогда у меня не было такого состояния, как тогда. Чувствуешь себя прозрачным. В тебе нет никакого темного уголочка. Я иду, а слезы текут. Что же это я, думаю, люди же смотрят». Впрочем, слезы — тот же летний дождь.